О деле: Виктория Руслановну Петрову обвиняют в дискредитации ВС РФ (ст. 207.3 ч. 2 п. «д» УК РФ) – она разместила несколько постов во «ВКонтакте», критикующих ВС РФ и её действия на территории Украины.
Дело рассматривает Калининский районный суд Санкт-Петербурга, судья — Геннадий Ювиналиевич Пилехин.
В судебное заседание доставили Петрову, явились остальные участники процесса: защитница – адвокат Пилипенко А. В., гособвинитель – заместитель прокурора Калининского района СПб Калугина.
Гособвинитель ходатайствует допросить в качестве свидетеля директора Центра экспертиз СПбГУ Попова, после чего перейти к допросу эксперток Тепляшиной и Сафоновой.
Защитница Пилипенко выступает с заявлением, что в ходе предыдущих заседаний, в том числе при допросе свидетеля Лебедева, суд неоднократно необоснованно снимал вопросы защиты, в связи с чем у нее опасения, что сегодня будет происходить то же самое, чем будет заблокирована сама возможность задать те вопросы, ответы на которые могут свидетельствовать в пользу ее подзащитной.
– Чтобы не возражать после каждого вопроса, я просто сейчас заявлю, что в случае, если такие действия председательствующий допустит, защита предпримет соответствующие меры реагирования, в том числе обращение в Комиссию по защите профессиональных прав адвокатов Адвокатской палаты СПб, которая на такие обращения реагирует оперативно, делает соответствующие заключения.
Пилипенко заявляет, что защита неоднократно просила прокурора уточнить, какие конкретно сведения, распространенные Петровой, обвинение считает заведомо ложными и распространенными под видом достоверных. Также в ходе оглашения актов осмотров интернет-страниц – брифингов МинОбороны – просили указать, какие конкретно сведения из этих брифингов противоречат каким конкретно сведениям, якобы распространенным Петровой. Однако это не сделалииз-за чего полностью заблокировали возможность допроса эксперта, потому что Петровой вменяют не только размещение текстовых записей, но и ряда видеозаписей, которые изготовлены не ею самой, поскольку это записи известных журналистов, блогеров, аналитиков (Невзорова, Каца и др.), вместе с тем защита до сих пор не понимает, вменяют ли их Петровой как высказывания, содержащие ложные сведения и распространенные под видом достоверных.
– Будет ли она за это нести уголовную ответственность или не будет? Или мы говорим только о текстовых элементах тех постов, которые разместила моя подзащитная?
В связи с изложенными доводами просит гособвинителя указать перед допросом экспертов, какие конкретно сведения являются заведомо ложными и не соответствуют действительности и с какими конкретно сведениями сейчас работать с экспертами. Свидетель Лебедев вообще сказал, что называть спецоперацию [Роскомнадзор] – это тоже уголовно наказуемое деяние.
– Хотелось бы услышать все-таки от представителя обвинительной власти, прокуратуры, вменяют ли это конкретно моей подзащитной или не вменяют. Поэтому я прошу прокурора… все-таки уточнить.
Судья Пилехин замечает, что суд в подобной ситуации не может предпринять меры по обязыванию сторон к каким-либо действиям:
– Надеюсь, защитнику это прекрасно известно. Прокурор выслушал заявление защитника, есть что гособвинителю сказать, какое заявление сделать или нет?
Гособвинитель:
– Нет, ваша честь, никаких заявлений.
Пилипенко заявляет ходатайство о возвращении уголовного дела прокурору в связи с отказом гособвинителя уточнить или разъяснить предъявленное обвинение.
– Если прокурор в настоящем заседании не может уточнить, то, может быть, другой кто-то из прокуратуры уполномоченный может все-таки уточнить эти обстоятельства.
Мотивирует тем, что обвинение непонятно и неконкретно не только ее подзащитной, но и ей, как юристу.
Петрову обвиняют не только в распространении сведений о ВС РФ, но и в дискредитации исполнения государственными органами РФ своих полномочий за пределами РФ, вместе с тем обвинение не уточняет, о каких госорганах идет речь, а также что считается территорией РФ. 05.10.2022 г. в Конституцию РФ внесли изменения, в результате которых в состав РФ включили 4 новых региона, в том числе Мариуполь, указанный в нескольких вменяемых постах. Полагает, что в данном случае подлежат применению положения ст. 54 Конституции об отсутствии обратной силы у закона, устанавливающего или отягчающего ответственность. Сторона обвинения после изменения границ РФ 05.10.2022 г. не уточнила, подлежит ли Петрова уголовной ответственности за распространение сведений о действиях госорганов РФ на территориях ДНР, ЛНР, Херсонской и Запорожской областей, в частности, Мариуполя.
Таким образом, до настоящего момента стороне защиты остается совершенно непонятным предъявленное Петровой обвинение, что лишает ее возможности полноценно защищаться, а защитнику полноценно защищать. Указанные нарушения невозможно, судя по позиции прокурора, устранить в ходе рассмотрения дела, это бы предполагало в том числе выход за пределы судебного разбирательства и изменение обвинения в сторону ухудшения положения ее подзащитной., т. к. при любой попытке конкретизации эта информация будет новой и ранее не предъявлявшейся. На основании изложенного и в соответствии с п. 1 ст. 237 УПК просит возвратить уголовное дело прокурору для устранения препятствий к его рассмотрению.
Гособвинитель полагает, что оснований для возврата дела прокурору как не было раньше, так и нет в настоящий момент. Обращает внимание, что аналогичное ходатайство защита заявляла в ходе предварительного слушания, однако в нем отсутствовали данные доводы.
– УПК не обязывает сторону обвинения по любому требованию защитника уточнять или изменять обвинение, конкретизировать его либо разъяснять какие-либо положения. Доводы защиты не являются основанием для возвращения дела прокурору и подлежат оценке в прениях сторон, а также при вынесении итогового решения.
Судья отказывает в ходатайстве защиты, указывая, что оценку предъявленному обвинению суд даст в совещательной комнате при вынесении окончательного решения, новых обстоятельств для пересмотра ранее вынесенного отказа в аналогичном ходатайстве нет.
В зал приглашают “дополнительного свидетеля обвинения” Попова, суд устанавливает его личность – спросив лишь ФИО – и переходит к допросу.
Антон Владимирович Попов. Работает в СПбГУ, на момент июня 2022 г. исполнял обязанности директора Центра экспертиз СПбГУ.
Знает о назначении судебной экспертизы по настоящему делу в отношении Петровой. В соответствии с компетенциями Центра экспертиз был получен запрос следствия о проведении лингвистической экспертизы по представленным материалам из сети “Интернет”. Экспертизу назначили и провели, заключение направили заказчику. Свидетель участвовал в организации экспертизы, назначении экспертов, оформлении и направлении заказчику экспертного заключения. После получения материалов свидетель направил их на предварительное исследование экспертам-лингвистам, далее с их участием приняли решение о проведении комиссионной лингвистической экспертизы с привлечением 2 экспертов-лингвистов, одна из которых – Сафонова – также имела компетенцию политолога в соответствии с методикой проведения подобных экспертиз. Поскольку тексты были политологического содержания, один из назначенных экспертов имел дополнительную компетенцию политолога. Заказчика об этом уведомили, возражений он не заявлял. Свидетель разъяснял экспертам права, предусмотренные УПК, соответствующая расписка есть в материалах экспертизы.
Пилипенко:
– Вы упомянули, что экспертиза была комиссионной. По каким причинам вы считаете, что это комиссионная, а не комплексная?
Попов:
– В составе экспертной группы принимали участие эксперты одной специальности – лингвисты.
Пилипенко:
– На листе 2 экспертизы указано, что одна из экспертов – Тепляшина, доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры цифровых медиакоммуникаций СПбГУ, второй эксперт – Сафонова, доцент кафедры политических институтов и прикладных политических исследований СПбГУ, кандидат политических наук. Где в экспертизе отражены сведения о наличии у Сафоновой филологического образования?
Попов:
– Это обязательно? У нее есть филологическое образование, мы можем представить вам соответствующие данные.
Пилипенко:
– А по каким причинам эти данные не представили в заключении?
Попов:
– Мне сложно это сказать, но она эксперт-лингвист.
Пилипенко:
– Сафонова одновременно как политолог и лингвист использовала ли свои политологические знания при производстве данной экспертизы?
Попов:
– Полагаю, что этот вопрос нужно задать ей, поскольку она являлась экспертом, который писал заключение, я организовывал.
Пилипенко:
– Скажите, если в производстве экспертизы участвует эксперт, который имеет одновременно две специальности, он в исследовательской части излагает, вот, единую в нашем случае лингвистическо-политологическую исследовательскую часть или это должны быть две разных исследовательских части?
Попов:
– Ну, это эксперт определяет…
Суд:
– Тише, подождите, пожалуйста, значит, уважаемый эксперт, вы отвечаете на вопросы сторон, но отвечаете и суду в том числе. Давайте мы сначала поймем, надо ли на такой вопрос отвечать, а потом уже вы будете отвечать. Значит, что хотело сказать гособвинение по… что хотело сказать?
Гособвинитель:
– Я полагаю, что указанный вопрос лучше задать эксперту Сафоновой, которую допросят по ходатайству обвинения в заседании, явка обеспечена, и именно она сможет высказаться о том, какие свои знания при исследовании каких вопросов она использовала.
Пилипенко возражает на “мнение прокурора”, поскольку вопрос целесообразности – это не основание для снятия вопроса. Во-вторых, она спрашивала не о том, какие знания применил эксперт в какой части экспертизы, а о том, как оформляется экспертиза.
Суд:
– Вопрос о том, как оформляется экспертиза, имеет теоретический характер, на который стороны могут самостоятельно дать ответ и высказать свое мнение. Поэтому указанный вопрос записан и отведен.
***
Пилипенко:
– Что означает ваша подпись на каждом листе заключения?
Попов:
– Что экспертизу провел СПбГУ, текст соответствует тексту, представленному экспертом, и это заверил подписью директор Центра экспертиз.
Пилипенко:
– Означает ли ваша подпись, что в этом экспертном заключении соблюдены все формальные требования, предъявляемые к такого рода документам?
Попов:
– Да, безусловно.
Суд:
– Минуточку, вопрос записан, вопрос отведен, поскольку вопрос о формальности соблюдения требований законодательства при производстве экспертизы является прерогативой суда, которая дается в совещательной комнате.
***
Пилипенко:
– На листе 10 экспертизы моей подзащитной вменяется фраза негативной окраски, обращенная к составу СПбГУ. Как вы считаете, при наличии «вот такого» утверждения назначение экспертизы в ваше экспертное учреждение – экспертный пункт непосредственно СПбГУ… как при назначении в ваш центр может быть обеспечена объективность и беспристрастность экспертов, которые являются сотрудниками СПбГУ?
Суд:
– Вопрос записан, вопрос отведен, он носит риторический характер и не относится к существу допроса указанного свидетеля. Обвинение, напомните, пожалуйста, суду – для чего вы просили допросить свидетеля?
Гособвинитель:
– Данного свидетеля обвинение хотело допросить для выяснения вопроса, почему экспертиза назначена и проведена двумя экспертами.
Суд:
– Спасибо большое. Безусловно, мы понимаем, что уважаемая защита потом может в свою очередь просить вызвать указанное лицо. Поэтому, пожалуйста, продолжайте свои вопросы, мы будем их внимательно слушать… Безусловно, вы были бы вправе также просить его повторно вызвать в качестве свидетеля защиты, можно у вас уточнить – для выяснения каких обстоятельств?
Пилипенко поясняет, что заявляла в том числе ходатайство об исключении из числа доказательств данного экспертного заключения как недопустимого, утверждая, во-первых, что экспертиза носит комплексный характер, привлечены эксперты разных специальностей, сейчас выясняется, что имеется, оказывается, смешанный эксперт, который имеет две специальности, только почему-то в экспертном заключении это не указано. Также доводы, что следователь не разрешил провести экспертизу в другом учреждении в связи с тем, что эксперты СПбГУ не могут быть объективны и беспристрастны в случае, когда конкретные фразы, вменяемые ее подзащитной, являются достаточно грубыми и могут быть восприняты как оскорбительные по отношению к ним.
Суд:
– Присядьте, пожалуйста, вопрос о чем звучал?
Пилипенко:
– Как вы обеспечили объективность экспертов, являющихся сотрудниками СПбГУ?
Попов:
– Не видел здесь никакого конфликта интересов – во-первых, здесь не указаны конкретные лица, кроме того, мне представляется, что эта фраза не являлась ключевой при анализе смысловых характеристик высказываний, которые стали предметом исследования. Мы просто ее не включили в исследование и убеждающую направленность ее не раскрыли.***
Пилипенко:
– Когда вы определили характер экспертизы как комиссионный, какое решение вы выносили, есть ли какие-то документы, что экспертизу проведут комиссионную с участием политолога?
Попов:
– В соответствии с регламентом деятельности СПбГУ издано распоряжение о назначении экспертной комиссии.
Пилипенко:
– А распоряжение следователю представляли?
Попов:
– Распоряжение следователю представили.
***
Пилипенко:
– Своей подписью, если я правильно понимаю, вы подтверждаете, что вот те информационные материалы, которые представили для проведения исследования, а именно: копию постановления, копии материалов уголовного дела в 1 томе, оптический диск с видеозаписями, действительно именно в таком составе поступили в экспертный центр СПбГУ?
Попов:
– Да, безусловно.
Пилипенко:
– Оптический диск с видеозаписями вы просматривали?
Попов:
– Оптический диск с видеозаписями предварительно просматривали эксперты.
Пилипенко:
– По правилам производства экспертиз, если эксперты просматривают диск, они должны отразить содержание видеозаписей в заключении?
Попов:
– Да.
Суд:
– Вопрос записан, вопрос отведен, он носит теоретический характер.
***
Пилипенко:
– При производстве лингвистической экспертизы в вашем экспертном учреждении учитывается ли методическое письмо МинЮста от 17.06.2022 г., собственно, по делам о фейках и дискредитации?
Попов:
– Да, приняли во внимание документ.
Пилипенко:
– Документ, который принимается во внимание, отражается в экспертном исследовании?
Попов:
– Это необязательно.
***
Пилипенко:
– На разрешение эксперта следователь поставил вопрос о наличии в высказываниях моей подзащитной ложной информации, которая под видом достоверных сведений по мотивам политической ненависти и вражды в отношении, там, разнообразных социальных групп, опровергает факт того, что использование ВС РФ осуществляется в целях защиты интересов РФ и ее граждан. По каким причинам, когда вопрос ставится о социальной группе, не привлекли эксперта-социолога?
Попов:
– Мы полагали в соответствии с нашей методикой, что характер той группы, в отношении которой высказаны соответствующие суждения, определяется заказчиком. Если заказчик считает, что военнослужащие – социальная группа, значит, мы тоже считаем так, поскольку экспертиза лингвистическая.
Пилипенко:
– Т.е. если с точки зрения заказчика, военнослужащие ВС РФ являются социальной группой, значит, эксперт с этим спорить не может?
Попов:
– Эксперт с этим спорить не будет.
Суд:
– Это теоретические вопросы – “будет?”, “может?”, “спорил – не спорил”, поэтому вопрос записан, вопрос отведен.
***
Пилипенко:
– По каким причинам тогда при установлении мотивов ненависти не использовали специальные познания эксперта-психолога?
Попов:
– В этом нет необходимости…
Суд:
– Вопрос записан, вопрос отведен, разъясню почему. Давайте обратимся, уважаемые стороны, к УПК РФ [листает УПК] и к закону об экспертной деятельности. И пожалуйста, при допросе свидетеля будем исходить из… положений закона и ни на чем другом. [Зачитывает ст. 199 УПК] «Руководитель экспертного учреждения после получения постановления поручает производство судебной экспертизы конкретному эксперту или нескольким экспертам из числа работников данного учреждения и уведомляет об этом следователя». Поэтому, пожалуйста, мы исследовали… это постановление, как называлось, судебной лингвистической экспертизы, производство которой он поручил… Поэтому, пожалуйста, стороны, задавайте вопросы исходя из указанных положений закона, а не из того, что вы желаете видеть.
***
Пилипенко:
– Вы указали, что перед производством экспертизы материалы изучали сотрудники вашего экспертного учреждения и пришли к выводу, что необходимо привлечь лицо, обладающее специальными знаниями политолога. Вы можете назвать конкретное лицо, которое дало вам эти рекомендации?
Попов:
– Нет, не считаю нужным.
Пилипенко:
– Не считаете нужным?
Попов:
– Не помню.
Пилипенко:
– Не помните или не считаете нужным?
Попов:
– И первое, и второе.
Суд:
– Нет, если не считаете нужным, то смею вам напомнить об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и, самое главное, об отказе от дачи.
Попов:
– В таком случае я не помню, я не отказываюсь от дачи показаний.
***
Пилипенко:
– Открытое письмо о поддержке В. В. Путина и проведения СВО на территории Украины от сотрудников СПбГУ вы подписывали?
Попов:
– Подписывал.
Суд:
– Так, минуточку, вы мне отвечайте.
Пилипенко:
– Нет вопросов, ваша честь, спасибо.
Суд:
– Так, нет… вы ответили на этот вопрос, но могли на него не отвечать.
Попов:
–Ну, это мое личное мнение, к производству экспертизы оно отношения не имеет, тем более что я не был экспертом и не писал это заключение.
***
Суд:
– Вы можете достоверно утверждать, что распоряжение, что это за носитель, на каком это носителе было распоряжение о назначении экспертов, которое предоставили следователю?
Попов:
– Я могу это достоверно утверждать. Административно-распорядительный документ СПбГУ, изданный в соответствии с регламентом деятельности университета на основе доверенности, которую ректор дал директору Центра экспертиз.
Суд:
– И вы можете утверждать, что оно поступило к материалам уголовного дела и… отправлено следователю?
Попов:
– Его направили следователю, а приобщил ли он его к материалам…
Суд:
– Предъявлено следователю, направлено. Что значит “предъявлено следователю”? Показали и в стол убрали, или что?
Попов:
– Его направили по электронной почте.
Попова отпускают.
Далее в зал приглашают экспертов, после чего их совместно допрашивают. Суд устанавливает личности экспертов по представленным ими документам, не оглашая их и не осуществляя устного выяснения персональных данных.
– Так, значит к нам явились Тепляшина Алла Николаевна, Сафонова Ольга Диомидовна, которые являлись экспертами при даче заключения по настоящему уголовному делу.
Гособвинитель Сафоновой:
– Скажите, пожалуйста, в какой области являетесь экспертом?
Суд:
– Вопрос записан, вопрос отведен, теоретический вопрос, не относящийся к сути исследования.
Гособвинитель Сафоновой:
– Имеется ли у вас филологическое образование?
Сафонова:
– Да, имеется, второе высшее филологическое образование СПбГУ.
Гособвинитель Тепляшиной:
– В какой части вы готовили выводы заключения, и какая исследовательская часть относится конкретно к вашему исследованию?
Суд:
– Вопрос записан, вопрос отведен как не относящийся к существу допросу эксперта.
Гособвинитель:
– Ваша честь, такой же аналогичный вопрос к эксперту Сафоновой.
Суд:
– Такой же аналогичный вопрос к эксперту Сафоновой так же записан и отведен.
Гособвинитель:
– Представляли ли вам и исследовали ли вы диск с записями?
Тепляшина:
– Исследовали все, что представлено в заключении, диск в том числе.
Сафонова:
– Исследовали все материалы, которые прислали Центру экспертиз.
Гособвинитель:
– Кто готовил заключение в его окончательном виде?
Суд:
– Вопрос записан, вопрос отведен как не относящийся к существу допроса экспертов.
***
Пилипенко Тепляшиной:
– Вы упомянули, что просматривали диск, помните, что там находилось?
Тепляшина:
– Это было давно, я уже…
Суд:
– Тише-тише-тише, вы подождите, пожалуйста, вы, пожалуйста, когда вам какие-то вопросы задают, дайте время мне понять, почему спрашивают, хорошо?
Тепляшина:
– Да, у меня опыта только нет, поэтому…
Суд:
– У меня тоже, поэтому дайте время, пожалуйста, понять, что это за вопрос и относится ли он к существу вашего допроса. Значит, вопрос был “помните либо не помните”, вопрос записан, вопрос отведен, напомню, что мы допрашиваем экспертов для разъяснения каких-либо сомнений, неясностей…
Пилипенко:
– Ваша честь, я, конечно, в начале заседания делала заявление, что я, как бы, оптом сразу возражаю на все будущие незаконные действия суда, но я прошу прощения, что не сдержала обещания сделать это только один раз, сделаю еще раз. Я полагаю, что вопросы, какие материалы исследовали и что в них находилось, являются ключевыми для дальнейшего ответа на вопрос, как эксперты с высоты своей экспертной специальности оценивают эти материалы.
Суд:
– Мы занесли ваше заявление, да, но вопрос звучал “помните содержание?”, а не “что вы исследовали?” Давайте обратимся к заключению экспертов.
Пилипенко:
– Ваша честь, ну, на первом же листе экспертизы “оптический диск представлен”…
Суд:
– Щас-щас-щас, одну секунду, подождите, пожалуйста. — Находит и зачитывает из материалов дела. — Информационные материалы, представленные для проведения исследования: копия постановления, копии материалов уголовного дела в 1 томе и оптический диск с видеозаписями, правильно я вас понимаю?
Пилипенко:
– Да, ваша честь.
Суд:
– Да, хорошо, вопрос.
Пилипенко:
– Вопрос – анализировали ли вы при производстве экспертизы и использовали ли вы при ответах на вопросы видеозаписи, содержащиеся на данном диске?
Тепляшина:
– В постановлении эксперту предлагалось исследовать высказывания. Что было на диске – я сейчас не могу сказать точно, поскольку там вряд ли были материалы Петровой.
Пилипенко:
– Тот же вопрос к Ольге Диомидовне.
Сафонова:
– Все поставленные вопросы были нам понятны, в материалах дела содержались, и мы на них отвечали, и я также могу ответить, что высказывания проанализированы, и я по ним работала перед тем, как делать ответы.
Пилипенко:
– А видеозаписи-то вы исследовали?
Сафонова:
– Я уже не помню, это было практически год назад.
Суд:
– У вас есть заключение экспертизы перед вами, ознакомьтесь, пожалуйста. А то будут еще заявления на мои незаконные действия, если они будут незаконными. Где ссылка на изучение диска? Исследовалось ли, исходя из исследовательской части, то, что вам представили? Здесь указано, что она разместила текстовые записи, видеозаписи, в которых имеется заведомо ложное сообщение. Вы диск исследовали?
Сафонова:
– Не было задачи выделить отдельно и разделить, какие материалы были…
Суд эксперту резко:
– Вопрос вы поняли, диск исследовали?
Сафонова:
– Наверное, исследовали.
Суд:
– Исследовательская часть вашего заключения позволяет высказаться, понять, что именно вы исследовали?
Сафонова:
– Мы не ссылаемся именно на диск в своих…
Суд:
– Я не понимаю, что значит не ссылаетесь на диск? Были представлены материалы, написано – копия постановления, оптический диск. Копия постановления изучалась?
Сафонова:
– Копия постановления – да.
Суд:
– Материалы уголовного дела изучались?
Сафонова:
– Да.
Суд:
– А оптический диск изучался?
Сафонова:
– Скорее всего, тоже да. Раз он – часть всех материалов, все, что было представлено, все изучалось.
Суд:
– Скажите, а можно допустить, что нет, что не изучался?
Сафонова:
– Затрудняюсь сказать.
Суд:
– Т.е. вы затрудняетесь сказать, исходя из вашей экспертизы, что именно вы исследовали, так получается? Исходя из текста экспертизы непонятно, что вы исследовали?
Сафонова:
– Материалы, предоставленные для экспертизы.
Суд:
– Материалы предоставленные, а диск?
Сафонова:
– В том числе на диске.
Суд:
– В том числе на диске. Исследовали диск?
Сафонова:
– Скорее всего, да, затрудняюсь сказать.
–
Суд:
– Ну, всем уже смешно, мне тоже, – произнес судья, услышав смешки в зале.
***
Суд:
– При допросе руководителя вашего экспертного центра он сказал, что экспертиза носила комиссионный, а не комплексный характер. Ответы на вопросы, которые имеются… или, может, вы не помните, кто на что отвечал, раз вы не помните, что смотрели… ответы на вопросы – это плод вашего общего экспертного исследования? Это вы помните, как вы отвечали на вопросы, если вы не помните, что вы исследовали?
Сафонова:
– Совместное творчество.
Пилипенко:
– Прошу прощения снова, но я вынуждена опять возразить – изложение допрашиваемым экспертам содержания показаний допрошенного перед ними свидетеля – это процессуальный нонсенс, я такое впервые вижу, надеюсь, не увижу больше.
Суд:
– Хорошо, записали ваше заявление… Какую экспертизу вы проводили? Ну, защитник указала на процессуальный нонсенс, поэтому, раз вы не помните, смотрели ли диск, на всякий случай убедимся в том, какую экспертизу вы провели. Вот вы считаете, вы какую экспертизу проводили?
Сафонова:
– Комиссионную.
Суд:
– Как вы считаете, Алла Николаевна, вы какую экспертизу проводили?
Тепляшина:
– Комиссионную.
Суд:
– А вы понимаете, чем отличается комплексная от комиссионной, пожалуйста, Ольга Диомидовна?
Сафонова:
– В одной части две, где каждый описывает свою работу, в комиссионной – общая.
Суд:
– Алла Николаевна?
Тепляшина:
– Да, аналогичный ответ.
Суд:
– Вы какую экспертизу проводили?
Тепляшина:
– Комиссионную.
Суд:
– Комиссионную, пожалуйста, уважаемый защитник, следующий вопрос.
***
Пилипенко Сафоновой:
– Какие свои профессиональные знания вы использовали при производстве экспертизы – политологические, лингвистические или все вместе?
Сафонова:
– В первую очередь, меня привлекали как политолога, поскольку основная задача привлекаемых специалистов, в том числе политологов, в данном конкретном случае – указать, является ли информация, распространяемая автором, достоверной или ложной. Поэтому я исследовала факты, я могла в том числе в какой-либо части дополнять мнение коллеги.
Пилипенко:
– Т.е. я правильно понимаю, что вопросы о достоверности/ложности надо задавать вам?
Сафонова:
– Да.
Пилипенко:
– Какие методики применены при установлении достоверности или недостоверности той или иной информации?
Сафонова:
– Методики лингвистические как раз таки лингвистом были использованы, задача политологической экспертизы – проверить факты на достоверность, мне для этого не нужны были…
Суд:
– Сейчас, подождите, пожалуйста, мне на дает покоя ответ экспертов, что мы не помним, смотрели ли мы диск… [после паузы 30 секунд] А у экспертов имеется опись тех материалов, которые направлял следователь?
Сафонова:
– Отдельно – нет. Ну, в постановлении написано – «предоставить в распоряжение эксперта копию настоящего постановления, копию материалов уголовного дела, оптический диск».
Суд:
– Так мы и не можем от вас добиться – вы диск смотрели или не смотрели?
Сафонова:
– Ну, скорей всего, смотрели…
Суд:
– Скорей всего, а можно сказать, что не смотрели? Если скорее, а не скорее?
Сафонова:
– Ваша честь, я не помню, но поскольку мы делали экспертизу, там в материалах все-таки…
Суд:
– Обвинение, где написано в указанной экспертизе, что эксперты изучали диск? Эксперты не могут подтвердить, они смотрели диск или не смотрели? Давайте таким образом пойдем.
Гособвинитель:
– В экспертизе, ваша честь, не указано, что исследовался диск.
Суд размеренно:
– В экспертизе не указано, что исследовался диск. Хорошо, присядьте. [листает материалы дела около 2 минут] Обвинение нам, если я правильно понимаю, указало, что в указанном тексте не отражено, что исследовался диск, эксперты указали, что они нам не могут [вспомнить], и, может, стороны мне скажут что-то, из чего можно сделать вывод, что именно они исследовали, поскольку написано “материалы дела в одном томе”, а у нас их без обвинительного заключения четыре. В связи с этим… давайте продолжим допрос экспертов.
***
Пилипенко Сафоновой:
– Лист заключения 4, информационные источники, указанные в перечне использованной литературы, в частности, 23 – записи в сообществе za-dergavy.livejournal.com, «Провокацию украинской власти в Буче разоблачили британские эксперты», 1 – новости на сайте Regnum.ru, «Азов убивал, а из России делают врага, Европа узнает правду о Буче», 33 – »Фейк: российские войска обстреляли школу в Мариуполе», войнасфейками.рф. Скажите, данные источники вами как использовались, с какой целью?
Сафонова:
– Из трех названных вами источников в заключении использовался один – 33, для остальных там нету в тексте заключения ссылок.
Пилипенко:
– Прошу прощения, просто перечень называется “перечень научных и иных источников, использованных для ответа на поставленные вопросы”. Вы говорите, что эти две ссылки вы не использовали.
Сафонова:
– Я их читала, в данном конкретном случае не использовала.
Пилипенко:
– А почему вы указали их в перечне? Вы же явно не все, что вы в своей жизни читали, указали здесь в перечне?
Сафонова:
– Это правда, ну, указала я их, ничего страшного, технически так бывает.
Пилипенко:
– Подождите, ничего страшного, указано в заключении, указано как использованные вами источники. Вы говорите, что вы их не использовали, я спрашиваю, зачем их указали?
Сафонова:
– Для себя использовала, в заключение оно не попало.
Пилипенко:
– Для себя использовали. Как вы использовали для себя?
Сафонова:
– Приняла информацию к сведению.
Пилипенко:
– Вы полагаете, что информация, которую вы приняли к сведению, является достоверной?
Сафонова:
– Она не была использована в заключении в качестве подтверждения факта.
Пилипенко:
– Ну, вы же ее приняли, вы сами сказали только что.
Сафонова:
– Да, но указала в заключении в качестве источника, на который ссылалась, подтверждая какой-либо факт как содержащий достоверные либо недостоверные…
Пилипенко:
– А еще какие-то пункты в этом перечне, по которым вы не уверены, что размещена достоверная информация, есть?
Сафонова:
– Ну, здесь сбита нумерация, во-первых…
Суд:
– Что значит “сбита нумерация”?
Пилипенко:
– Здесь пропуск, вот, второй пункт, там сразу два источника под вторым пунктом – и «Судебно-лингвистическая экспертиза», и «Преступления украинских националистов…», но… я думаю, что это не помешает вам ответить на вопрос.
Суд:
– А в чем вопрос заключался?
Пилипенко:
– Если здесь есть два источника, в достоверности которых эксперт не готова расписаться, то есть ли еще такие источники в этом перечне, за достоверность которых эксперт не готова?..
Суд:
– Вопрос записан, вопрос отведен. Мы разъясняем неясности или неточности в форме неясностей.
Пилипенко:
– Каким образом вы вышли на вот эти источники (1 и 23), каким образом вы во всем интернете именно их нашли?
Суд:
– Вопрос записан, вопрос отведен, как именно нашли в интернете эти источники…
***
Пилипенко:
– Вами, как следует из текста экспертизы, даже дважды использован источник 25 и 26, это одно и то же: «Россия занимает первое место в мире по числу введенных санкций» – Коммерсант. Поясните, пожалуйста, по этому источнику: достоверный/недостоверный, как вы к нему обращались?
Суд:
– Вопрос записан, вопрос отведен, он не относится к существу допроса эксперта, связанного с разъяснением ранее данного заключения.
Пилипенко:
– В тексте заключения использована ссылка на данную статью?
Сафонова:
– Да.
Пилипенко:
– Вы считаете этот источник достоверным?
Суд:
– Вопрос записан, вопрос отведен, следующий вопрос.
Пилипенко:
– Помните, какие сведения содержатся в данной статье Коммерсанта?
Суд:
– Скажите, пожалуйста, эксперты, у нас есть шесть вопросов, у нас есть список литературы [листает дело] и вообще [продолжает листать] вообще мне хочется поставить на обсуждение вопрос о целесообразности допроса экспертов, исходя из того, что мы не знаем, что они исследовали. Потому что, если обратиться к постановлению о назначении экспертизы… не понимаю, я лично не понимаю. Обвинение что-нибудь мне объяснит?
Гособвинитель:
– Обвинение, ваша честь, ждет своей очереди, чтобы задать наконец вопросы относительно того, какие конкретно документы экспертами исследованы.
Суд:
– Так, а ответили же мне уже: «Мы не помним, что нам прислал следователь, у нас не сохранилось ничего». И мне вот интересно “разместила неопределенным кругом”… Ну, давайте пойдем по-другому. Так, эксперты, где вы и откуда при ответе на поставленные вопросы изучали текстовые записи и ссылки на видеозаписи, размещенные по [адрес]. Где в тексте заключения указан анализ и сведения об изучении этой записи?
Сафонова:
– В материалах дела, которые передали на…
Суд, повышая голос:
– Вопрос – где в заключении эксперта описывается содержание текстовых записей и видеозаписей, размещенных по [адрес]? Лист заключения эксперта, жду ответа.
Сафонова:
– У нас в постановлении о назначении экспертизы перечислены несколько ссылок на ВКонтакте…
Суд:
– Каким образом в заключении эксперта указано, что указанные ссылки посещались?!
Сафонова:
– Мы не выделяли отдельно, какие конкретно страницы и какие вопросы, и ответы из них, у нас на экспертизу предоставлен текст, состоящий из некоторого количества высказываний…
Суд:
– Давайте посмотрим, где, какой текст вам был представлен в постановлении о назначении экспертизы. Указываются ссылки на адреса в интернете, где, как я понимаю, с точки зрения гособвинения, Петрова совершила то, что совершать было нельзя. Где [ссылки] в заключении эксперта, последний раз спрашиваю у вас?!
Сафонова:
– В заключении ссылки не представлены.
Суд:
– Ну, и после этого мне хочется вернуться к риторическому вопросу к сторонам!.. о целесообразности дальнейшего допроса эксперта. Обвинение?
Гособвинитель:
– Сторона обвинения в настоящий момент не видит целесообразности…
Суд:
– Не видит. Уважаемый защитник?
Пилипенко:
– Ваша честь, я думаю, чтобы решить вопрос о целесообразности дальнейшего допроса экспертов, пожалуй, приходится изначально решить вопрос о допустимости заключения. Я уже заявляла ходатайство об исключении из числа доказательств данного экспертного заключения. Да, заявляла я его по иным основаниям, но в настоящем заседании стало очевидно, что эксперты не могут сказать вообще, какие материалы, в каком количестве они исследовались…
Суд:
– Так понимаю, что у вас ходатайство об исключении доказательств?
Пилипенко:
– Совершенно верно, ваша честь, у меня ходатайство об исключении доказательств.
Суд:
– Это ваше новое ходатайство, спасибо. Обвинение, пожалуйста?
Гособвинитель:
– До разрешения указанного вопроса я полагаю, что стороне обвинения и суду необходимо…
– СУДУ нет необходимости ни в чем, – резко оборвала судья гособвинителя.
Гособвинитель:
– Ваша честь, стороне обвинения для формирования позиции по указанному ходатайству необходимо допросить следователя, который назначал экспертизу, относительно того, в каком объеме и какие материалы экспертом предоставлялись, у нас видеозапись, вернее, диск…
Суд:
– Видеозапись эксперты, как нам пояснили в заседании, не помнят, смотрели или не смотрели…
Гособвинитель:
– Диск, да, эксперты не помнят, в каком объеме материалы предоставлялись – не помнят.
Суд:
– Не могут сказать.
Гособвинитель:
– Возможно, следователь пояснит, какие конкретно материалы дела предоставлялись экспертам для производства экспертизы
Суд:
– Эксперты, вы сможете подтвердить или опровергнуть утверждение следователя, что именно он вам представлял, у вас сохранились копии того, что вам представлял?!
Сафонова:
– Нет.
Суд:
– Нет.
Сафонова:
– Мы не можем хранить копии.
Суд:
– Они не могут копии хранить.
Сафонова:
– Мы же отдаем все сразу.
Суд:
– Они отдают все сразу.
Тепляшина:
– А можно мне спросить? Вот на экспертизу представлен текст, состоящий из 11 высказываний, и они как раз все в первом томе копий материалов уголовного дела, а диск с видеозаписями – это уже был излишний вообще материал, потому что в этих 11 высказываниях, собственно, их достаточно было для экспертизы и для ответа на вопросы. А диск этот только, наверное, усугубил бы еще. Я думаю, там ничего, опровергающего эти высказывания, не было бы.
Суд:
– Скажите, пожалуйста, “усугубил”, а мог он, чисто гипотетически, смягчить?!
Тепляшина:
– Нет.
Суд:
– Нет. Почему? Ну, смотрите, Алла Николаевна, мы не знаем, что на диске.
Тепляшина:
– Но в контексте, мы понимаем контекст…
Суд:
– Мы не знаем, что на диске, вот представьте себе, что я не знаю, да, и вы не знаете. Мы можем чисто гипотетически представить, что там нечто, что, не знаю, дезавуирует, либо говорит “я там соврала, я этого не говорила, не знаю, что там было, придумала”?!
Тепляшина:
– Ну, я уже в самом начале сказала…
Суд:
– Я не знаю вообще, говорила ли она что-то!
Тепляшина:
– Там нет видеозаписей Петровой, и основная часть исследования, вот она, вот эти 11 высказываний, они все в материалах дела.
Суд:
– А, давайте, ну, вы имеете права делать заявления – вы сделали заявление, давайте теперь с вами поговорим. Может быть, Ольга Диомидовна растерялась или потерялась. Давайте теперь с вами поговорим. Вопросы, поставленные перед экспертной организацией, “имеются ли в представленных для проведения исследования материалах утверждения о каких-либо действиях ВС, и если да, то имеются”. Дальше есть перечень научных и иных источников… Далее на листе 9 экспертного исследования идет текст “на экспертизу представлен текст, состоящий из следующих высказываний”… Что вы вообще исследовали?
Тепляшина:
– Вот каждое из этих высказываний, которые были в первом томе.
Суд:
– Вы помните, откуда вы взяли то, что было в первом томе, что именно вы имеете в виду, в первом томе? Это какой-то абстрактный лист бумаги, что это вот за…?
Тепляшина:
– Это скриншоты. И кстати по ссылке, вот это я уже точно не помню, но можно ли было перейти по ссылке или нет – скорее всего, уже было невозможно.
Суд:
– Т.е. предметом экспертного исследования являлись указанные в заключении 11 фраз?
Тепляшина:
– Да-да-да, а ссылки – они были в постановлении, мы их просто, это очень сложно перенести все, мы не как машинистки работаем.
***
Пилипенко:
– Я хотела бы поставить все-таки вопрос о целесообразности допроса эксперта, которая уже продемонстрировала свою предвзятость, указав, что на диске не могло быть ничего такого, что бы смягчало или устраняло ответственность моей доверительницы, а только то, что ее усугубляло бы.
Суд:
– Да, эти слова, давайте попытаемся понять, что имелось при высказывании данной фразы. Эксперт пытался, как мне помнится, может быть, это не найдет свое отражение в протоколе, как услышал секретарь, потому что мы в это время разговаривали, вопросы задавали, такой получился сумбурный диалог, я бы сказал. Давайте, чтобы вернуться к тому, что нас беспокоит, на что мы обязаны обратить внимание, давайте заново попытаемся поставить вопрос. Если редакция вопроса вас… вы сразу скажите, если посчитаете его наводящим. Скажите, уважаемые эксперты, почему вы считаете, что просмотр диска никоим образом не повлиял бы на данное вами заключение?
Пилипенко:
– Нет, ваша честь, прошу прощения, эксперт указала, что видеозаписи могли усугубить, сделать хуже, поэтому “никоим образом не повлиял” — это некорректная формулировка.
Суд:
– Как бы вы спросили?
Пилипенко:
– Почему вы считаете, что видеозаписи не улучшили бы положение Петровой?
Суд:
– Скажите, уважаемый защитник, а правильно ли вообще в этой ситуации так спрашивать экспертов – улучшили либо ухудшили положение? “Повлияло бы на дачу заключения”, как вы считаете?
Пилипенко:
– Дело в том, что Алла Николаевна явно указала, что в негативном ключе могло бы повлиять. Они могли бы там еще что-то плохое найти, а вот ничего хорошего, кажется, нет.
Суд:
– Давайте подумаем, мы с вами подискутируем: хорошее – характеризующее ее личность либо хорошее, влияющее на дачу ими экспертной оценки?
Пилипенко:
– Ну я думаю, мы имеем в виду экспертную оценку, потому что, согласитесь, могли быть там материалы, которые являлись источниками представленной Петровой информации.
Суд:
– А скажите пожалуйста, вопрос об источниках, об их верности или неправомерности, входит в заключение экспертов, если мы исследуем лингвистическую экспертизу?
Пилипенко:
– Входит, потому что в описательной части исследования эксперт указывает, что автор говорит о событиях СВО ВС РФ, суждения автора не подтверждены ссылками либо указанием на источник распространяемой информации. «Приведенное высказывание обладает признаками распространения ложной информации о событиях на Украине в связи с началом СВО». Для меня ключевым является утверждение эксперта, что автор не подтверждает свои суждения ссылками либо указанием на источник. Вместе с тем, что на диске – у нас в постановлении о назначении экспертизы не написано.
Суд:
– Скажите, уважаемые эксперты, а какое отношение это имеет к лингвистике, в чем вообще вопрос-то был?
Тепляшина:
– Ну, лингвистическая экспертиза предполагает исследование высказываний адресанта. На диске не было высказываний адресанта. Более того, если на диске видеозаписи, вот что я хочу сказать, которые обосновывают высказывания адресанта. Что 24.02.2022 г. Роскомнадзор обратился к СМИ и к пользователям “Интернета”, поскольку тексты, которые циркулируют в “Интернете” — это медиатексты.
Суд:
– Скажите пожалуйста, мне непонятно, о чем это?
Тепляшина:
– О том, что нельзя ссылаться на непроверенную и недостоверную информацию. И сказано, что в связи с ситуацией в ЛНР и ДНР они обязаны использовать информацию и данные, полученные только из официальных российских источников. Поэтому я могу сказать, что на диске не было официальных российских источников.
Суд:
– Если вы не смотрели диск, откуда вы можете знать, что там было?
Тепляшина:
– Я сказала, что я смотрела диск, но я не могу подробно изложить его содержание, поскольку там не было высказываний, которые я должна анализировать, поэтому он меня как-то и не заинтересовал. Все высказывания, которые нужно было анализировать, находились в этих материалах, подшивке.
Суд:
– А какую вообще цель вы видели, в чем заключались специальные познания в области лингвистики при исследовании вот этих вот 11…
Тепляшина:
– Выявление формы суждения – утверждение это или мнение, и какие речевые жанры использовались: призывы, побуждения.
***
Суд: …
– Значит, не входя в решение вопроса об оценке доказательств или о чем-нибудь другом, что суд должен делать исключительно в совещательной комнате, мы прекратим заседание, прекратим допрос эксперта, поскольку суду до сих пор непонятно… В чем именно, на каких носителях, процессуальных документах или в чем-либо другом содержались перечисленные 11 пунктов, указанные в заключении эксперта. Обвинение, готово в настоящем заседании пояснить мне это или не готово?
Гособвинитель:
– Сторона обвинения просит времени для вызова в заседание следователя для выяснения указанного вопроса.
Пилипенко заявляет, что если не решается вопрос об исключении экспертизы, то целесообразно продолжить допрос эксперта, потому что в том случае, если суд прекратит допрос, а впоследствии признает экспертизу соответствующей требованиям закона, то в принципе стороны будут лишены в итоге возможности эксперта окончательно допросить по всему экспертному заключению.
Относительно заявления гособвинителя о необходимости обеспечения явки следователя, чтобы он пояснил, что конкретно находилось в материалах дела, полагает, что достаточно ответов экспертов, что они не помнят, о том, что они, может быть, смотрели, а может, не смотрели, о том, что у них не хранится перечень тех материалов, которые представлялись следователем. «Таким образом, следователь единственное, что может пояснить без всяких доказательств такой своей версии, что он как будто бы что-то представлял, но при этом я прошу обратить суд внимание, что на этапе назначения экспертизы сторона защиты делала заявление, что нет даже в постановлении никаких реквизитов этого диска. Т. е. мы никогда теперь не сможем установить, какой это был диск, и соответственно, мы не сможем установить, что на нем находилось, что бы нам следователь ни стал говорить. Поэтому у нас, возможно, и было бы очень много вопросов к следователю, но я полагаю, что никакие его ответы не приблизят нас к решению вопроса о допустимости самого, как такового, экспертного заключения. Я напоминаю суду, что соответствующее ходатайство об исключении данного доказательства я заявляла».
Гособвинитель невнятно:
– У стороны обвинения имеется заявление, как и прежде – раз стороной защиты заявлено ходатайство об исключении доказательства, стадия допроса эксперта еще не была закончена, стороной обвинения было заявлено, что необходимо вызвать следователя, чтобы понять вообще, какие материалы в каком объеме экспертам предоставляли. Сейчас защита говорит, что нет оснований для окончания допроса, у обвинения есть некие сомнения, что вообще ходатайство будет… рассмотрено…
Суд:
– Все, присядьте, спасибо. Значит, исходя из норм действующего законодательства, как его трактует суд, суд может ошибаться, естественно, в трактовке норм действующего законодательства, на то и есть вышестоящие инстанции, чтобы поправить нижестоящий суд, на данной стадии заседания решение вопросов об исключении доказательств не предусмотрено, в связи с этим ходатайство суд оставляет без рассмотрения… Вместе с тем суд принимает решение о прекращении в настоящем заседании допросов экспертов, поскольку единственное, что остается в компетенции суда – это в том числе по собственной инициативе назначить любую экспертизу, какую он посчитает необходимым, как то: повторная, дополнительная либо просто экспертиза. Поэтому суду нужно время, чтобы определиться по обозначенному мною вопросу о необходимости постановки сторонам на обсуждение предложения о производстве какой-либо экспертизы. В связи с чем обсудим вопрос об отложении заседания на другое время. Пожалуйста, прокурор?
Гособвинитель:
– Стороне обвинения необходимо время, ваша честь, не менее одного часа.
Пилипенко:
– Стороне защиты необходимо время не менее трех дней.
Суд:
– Спасибо, суду, к сожалению, не будет достаточно одного часа, чтобы сформулировать то, что суд желает сформулировать.
Суд прекращает допрос экспертов и завершает заседание, отложив дальнейшее слушание дела.
Вс | Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб |
---|---|---|---|---|---|---|
© 2019-2021 Независимый общественный портал о беспристрастном судебном мониторинге