О деле: Дюдяеву Анастасию Геннадьеву и Доценко Александра Леонидовича обвиняют в размещении ценников в магазине с «проукраинскими» надписями/рисунками. По словам следствия они обнаружили у них в квартире эскизы этих рисунков. Обоим предъявили обвинение по части 1 статьи 205.2 УК РФ (публичные призывы к терроризму).

Дело рассматривает 1-ый Западный окружной военный суд, судья – Андрей Викторович Карнаухов.

Доставлены подсудимые, прибыли адвокаты Подольский С.В. (защитник Дюдяевой) и Васильченко О.А. (защитник Доценко), в дело вступает новый гособвинитель – старший прокурор отдела управления Прокуратуры Петербурга Петров. 

Продолжается представление доказательств обвинения, допрашиваются явившиеся свидетели по списку обвинительного заключения.

Лазарева Татьяна Прохоровна, 1951 г.р., пенсионерка. Председательствующий после защиты и обвинения задает ряд наводящих вопросов относительно параметров и содержания вменяемой открытки, в том числе о том, была ли она в цветах украинского флага, хотя со стороны допрашиваемой об этом не звучало, а также искажает ее показания в выгодном для обвинения ключе, спросив о наличии сходства повешенного человека с кем-либо, хотя свидетель ранее не смогла конкретизировать, изображен ли именно человек в качестве повешенного. При этом также делается замечание за наводящий вопрос стороне защиты, хотя адвокат не вводила новые формулировки, а лишь ссылалась на сказанное свидетелем.

Показания Лазаревой. В первых числах февраля 2024 г. соседка (Егоренко) пригласила ее попить чай вечером, открыла коробку, вытащила блестящий пакетик с конфетами, на дне коробки лежала сложенная записка с текстом на смеси русского и украинского, написано что-то «С Новым Годом», потом «Наш батька Бендера, мать Украина, будем с вами воевать», еще нарисована картинка с повешенным на виселице, написано «Путин». Дальше открывать не стали, испугались, что отравленные, «и так мы чай и не попили с этими конфетами». Стали обсуждать, что делать, свидетель высказалась за вариант пойти в милицию, Егоренко ответила, что подумает, впоследствии стало известно, что вроде бы на следующий день вернула конфеты в «Ленту», а потом ее уже пригласил следователь из милиции, к ней (свидетелю) тоже приезжали брать показания.

Прокурор: “Повешенный какой-то человек был изображен или, там, не человек, животное?”

Лазарева: “Да ну так непонятно, знаете, стилизованная такая картинка была”.

Прокурор: “Пояснила соседка, Олеся Егоренко, где она приобрела данные конфеты?”

Лазарева: “В магазине «Лента» за… Лигово, т.е. в сторону Красного Села, там «Лента» находится по дороге”.

Прокурор: “Название улицы не вспомните?”

Лазарева: “Дом 159, а вот как улица называется… это уже склероз”.

Прокурор: “Бывает”.

Прокурор: “Какие чувства вы испытали, когда прочитали эту записку?”

Лазарева: “Слушайте, у меня давление сразу подскочило, потому что, увидев эту угрозу и мат, какой там был написан… ну не знаю, как так можно вообще такие вещи делать. Ну естественно, мы испугались”.

Прокурор: “Чувства потрясения и испуга… Продолжили пить чай после этого?”

Лазарева: “Нет, я сказала: слушай, мне и чай твой не нужен”.

Васильченко (защитник): “Вы сказали, что вы испугались, а чего именно вы испугались?”

Лазарева: “Ну раз есть угроза людям воевать и вот мат там сплошной какой-то был по отношению к президенту. Думаю: а что, может отравили конфеты? (смеясь) Может, пытаются уничтожить русских этим? Поэтому мы уже и и открывать не стали этот пакет с конфетами”.

Васильченко: “Правильно ли я понимаю, что вы испугались того посыла, что там были слова «воевать» и мат?”

Лазарева: “Да, верно”.

Васильченко: “У вас после прочтения этого текста возникло ли какое-либо желание совершать какие-то действия?”

Лазарева: “Единственное, что подумали, что надо в милицию отнести. Это же не дело, что какие-то угрозы получают люди через конфеты-то. Начали думать: неужели это… откуда конфеты-то были, из-за границы там”.

Васильченко: “Правильно ли я поняла, что вы решили, что нужно обратиться в полицию, потому что посчитали, что там могут быть отравленные конфеты, т.к. они из-за границы?

Лазарева: “Ну да. И то, что вот эта угроза идет со стороны Украины”.

Прокурор: “Ваша честь, у меня будут возражения, свидетель не говорила, что только из-за того, что конфеты отравленные, она испугалась за свою жизнь. На мои вопросы она дала более подробный ответ, да, и сейчас сторона защиты: «Правильно ли я поняла?», и выдирает выдержку из допроса свидетеля. Я прошу все-таки конкретизировать свои вопросы”.

Cуд: “Просьба не задавать наводящих вопросов”.

Суд: “А кто конкретно вскрывал коробку с трюфелями?”

Лазарева: “Олеся вскрывала, соседка”.

Суд: “Она уже была открыта немного, каким образом она была закрыта, заклеена?”

Лазарева: “Заклеена, она открывала ее с усилием, сдирала”.

***

Суд: “Повешенный человек, говорите, был нарисован, а было какое-то индивидуальное сходство с кем-то?”

Лазарева: “Да не сказала бы”.

Судья, улыбаясь: “Сходства не было ни с кем?”

Лазарева, смеясь: “непохоже”.

Суд: “Непохоже на кого?”

Лазарева: “Ну просто человек там висит и всё”.

Суд: “Ну еще раз, она разноцветная была или одного цвета, изображение?”

Лазарева: “По-моему, все одинаково было, типа голубой, как-то синий написано более такой”.

Суд: “Флаг Украины, знаете какого цвета?”

Лазарева: “Желто-голубой”.

Суд: “Открытка была в цветах украинского флага?”

Лазарева: “е знаю, как-то немного желтоватая была и всё. Т.е. не белая бумага, по-моему, была”.

Васильченко (защитник): “В открытке были слова, которые вы не смогли перевести или вам полностью весь текст был ясен? Или он вам не был все-таки ясен?”

Лазарева: “Нет, там было что-то, что я не поняла и Олеся тоже, какие-то слова там были. То, что я запомнила, я вам сказала”.

Коллегов Сергей Владимирович, 1987 г.р., комплектовщик онлайн-заказов в «Ленте».

28.12.2023 г. где-то после 17:00 находился на рабочем месте в магазине «Лента» по адресу…, занимался своими обязанностями, когда к нему подошел ранее неизвестный мужчина, протянул упаковку крабовых палочек со словами: «Что у вас здесь такое на товаре?». Там была приклеена бумажка с текстом, где оскорблялись русские люди, оскорблялся Президент РФ, «еще иллюстрация была такая: человек, насколько я помню, на кол посажен». Текст был на украинском языке, которым не владеет, но обнаружил схожие с русскими слова, понять было несложно. Мужчину не запомнил из-за неприметности, личность впоследствии не установили, но это точно был не Доценко, также рядом с ним стояла женщина, «т.е. они пара, по-видимому, были».

Прокурор: “Ваши чувства, когда вы прочитали этот текст?”

Коллегов: “Ну вообще неприятно было, оскорбило это”.

Прокурор: “За кого неприятно?”

Коллегов: “Ну вообще в принципе. Получается, оскорбляют нашу нацию, Президента нашего, за себя обидно в частности”.

Свидетель далее рассказал, что записку сфотографировал и убрал в карман, не знал, что делать, растерялся, такое случается не каждый день, отправил фото знакомому Калинчуку, т.к. «он бывший сотрудник полиции, плюс он очень патриотически настроенный молодой человек», подумал, что у него можно спросить, как будет правильно сделать. Забыл про записку из-за большого наплыва клиентов, вспомнил, уже выходя из магазина, после работы также передал ее Калинчуку, который на следующий день лично обратился в службу безопасности «Ленты». Сам туда не обращался, крабовые палочки отнес обратно на место в торговом зале. Примерно через 2-3 дня в магазин приехали участковые, провели допрос, взяли объяснение, «потом уже также в участок, там тоже проводили опрос и снимали отпечатки пальцев, т.е. какие-то, видимо, процедуры стандартные, какие требуются», Калинчука попросили принести записку, он отдал ее полицейским.

Прокурор: “Что для вас значит «патриотически настроен?»

Коллегов: “Ну любовь к Родине, любовь, не знаю…”

Прокурор: “К истории, наверное, да?”

Коллегов: “Да, к предкам, к истории”.

Прокурор: “В органы полиции он (Калинчук) обращался?”

Коллегов: “Насколько мне известно, лично он не обращался, но могу ошибиться, точно не знаю. По-моему, служба безопасности «Ленты» уже обратилась в полицию”.

Подольский (защитник): “Рабочий день у вас до скольки?”

Коллегов: “До 21:00”.

Подольский: “Раньше с работы точно не уходили в тот день?”

Коллегов: “В тот день – нет”.

Подольский: “Как вы объясните, что ваш друг Калинчук говорит, что вы ему передали записку часов в 6 вечера?”

Коллегов: “Ну, может быть, он не помнит тоже, никак не могу объяснить”.

Подольский: “Может быть, вы не помните?”

Коллегов: “Нет, я точно, потому что я до конца рабочей смены, раньше 9 я никак не мог закончить”.

Васильченко (защитник): “А какой смысл [записки] был общий?”

Коллегов: “То, что «русские, там, сдохните, ваш президент, там», и т.д., и «с Новым Годом, свиньи», типа того, ну что-то такое типа было”.

Васильченко: “А какие чувства у вас возникли, когда вы поняли этот общий смысл? Т.е. вы увидели записку, вот почему вы решили совершить какие-то действия, отправить именно, да, Калинчуку, а не выкинуть ее, например?”

Коллегов: “Именно потому, что меня это оскорбило. Я так понимаю, эта записка любого нормального человека оскорбит . Мужчина, который мне передал записку, он тоже подошел с возмущением: «Что это у вас тут такое творится?»

Васильченко: “Помимо текста, там был рисунок какой-то или не было?”

Коллегов: “Был рисунок, как я сказал, примерно его суть: человек насажен на кол”.

Прокурор просит огласить показания свидетеля от 19.03.2024 г. в части того, что после передачи записки Калинчуку впоследствии от него узнал, что данный факт зарегистрирован в полиции, «сегодня все-таки ответил, что обратился в службу безопасности «Ленты», а здесь именно вот про регистрацию материалов в полиции».

Коллегов: “Я не знал, кто из них обратился в полицию, не понял, кто: либо он, либо сотрудники службы безопасности”.

Прокурор: “Понимаете, что в полицию был материал зарегистрирован и проведена проверка?”

Коллегов: “Да, да, ну это я знал, что в полиции уже какой-то там, да”.

Гособвинитель отказывается от ходатайства в связи с пояснениями свидетеля.

Несмотря на заявление гособвинителя об отсутствии дальнейших вопросов, суд предпринимает самостоятельные попытки устранить противоречия в показаниях Коллегова относительно рисунка на вменяемой открытке, фактически косвенно подсказывая прокурору необходимые процессуальные действия – предъявление указанного вещдока для опознания свидетелю. Прокурором были заявлены все подсказанные ходатайства, в связи с чем действия суда получили оценку защитника Подольского как наведение на определенные процессуальные действия стороны обвинения.

Cуд: “А вы точно помните, что на кол там был человек посажен? Если вам сейчас предъявить эту открытку, вы вспомните эту открытку или не вспомните?”

Васильченко: “Ваша честь, я возражаю против действий председательствующего…”

Суд: Ну возражайте, и что дальше?”

Васильченко: “…Потому что свидетель уже пояснил, что он видел в качестве картинки, а показывать ему, чтобы он вспомнил, – это, по сути, как наводящий вопрос, как наводящее действие, чтобы он точно вспомнил”.

Cуд: “Ну мы должны выяснить противоречия или вы не согласны, уважаемый защитник?”

Васильченко: “Противоречий не имеется, потому что в своих показаниях он в целом не говорил о какой-то картинке и вот сейчас он эту картинку, собственно, огласил”.

Прокурор: “Ваша честь, будет ходатайство: продемонстрировать записку свидетелю”.

Суд: “У меня все-таки вопрос остается: если вам сейчас эту или похожую открытку предъявить, вы вспомните, что там было написано и что там было изображено?”

Коллегов: “Я уверен, что я вспомню 100%, если увижу ее”. 

Суд, обращаясь к гособвинителю: “Там несколько открыток, какую вы хотите предъявлять? … Ну вот я нашел какую-то, не знаю, та, не та, здесь осмотр и к нему приложение, к протоколу осмотра от 30.12.2023 г.”

Прокурор: “Прошу предъявить, ваша честь, и задать вопрос свидетелю, та ли это открытка”.

Подольский: “Возражаю, поскольку здесь вообще копия, да, черно-белый вариант фотографии данной открытки. Имеются в материалах дела сами открытки, если уж предъявлять, тогда саму открытку”.

Суд: “Так там несколько открыток, какая именно нужна?”

Прокурор: “Которая с крабовыми палочками … Предлагаю вскрыть, продемонстрировать”.

Суд: “Там целых три конверта, какой именно?”

Прокурор: “Предлагаю вскрыть каждый и продемонстрировать свидетелю”.

Васильченко: “Ваша честь, возражаем против вскрытия каждой и демонстрирования, какие-то две из них точно не относятся, я хочу, чтобы прокурор все-таки ответил, какая именно открытка относится к тому, которая была изображена на крабовых палочках. Более того, свидетель уже пояснил то, что он помнит, и предъявлять ему конкретную открытку, чтобы он ее еще раз как-то точно вспомнил, на наш взгляд, это равнозначно наводящим действиям, вопросам, а они запрещены, поэтому считаю, что в этом действии нет никакой целесообразности”.

Прокурор: “Поэтому сторона обвинения и хочет показать три разные открытки, а не конкретную, чтобы был выбор, и свидетель сам мог сказать, видел он какую-то из них или нет”.

Подольский: “Мы не исследовали данные открытки в судебном заседании, как мы их сейчас будем предъявлять свидетелю? Обвинение не настаивало на их исследовании”.

Суд, обращаясь к прокурору: “Ну я так понимаю ходатайство исследовать?”

Прокурор: “Ходатайство исследовать, ваша честь, у меня есть”.

Подольский: “Я не слышал такого ходатайства, ваша честь. Суд наводит гособвинителя на какие-то ходатайства и конкретные действия”.

Суд: “Ну вы услышали сейчас, он говорит: исследовать и предъявить. В данном случае ваша какая позиция?”

Подольский: “Я возражаю, до исследования, да, по крайней мере надо свидетеля хотя бы из зала удалить. Что это за действие: допрос свидетеля и одновременно исследование доказательств?”

Васильченко: “Также возражаю исследовать при свидетелях. Сначала допросить свидетеля, а потом уже можно исследовать, но одновременно нельзя”.

Суд: “Суд постановил ходатайство обвинителя удовлетворить таким образом: сначала исследовать доказательства без участия свидетеля, затем предъявить, насколько считает нужным гособвинитель уже свидетелю. Сергей Владимирович, я вас прошу пока подождать за дверью”.

Допрос прерывается, свидетель удаляется из зала, судом вскрываются конверты, исследуется первая «открытка/бумажка» путем ее оглашения («с обратной стороны изображение человека, повешенного на ветке, ну и с текстом, начинающимся «Батька наш Бандера. З Новим Роком»), показывается подошедшим к столу суда участникам процесса, остальные исследуются визуально без оглашения, в процессе обнаруживается, что есть еще четвертый конверт, который также вскрывается с исследованием содержимого.

 Свидетеля приглашают обратно в зал, прокурор обращается с просьбой: «Подойдите, пожалуйста, к столу председательствующего, там четыре картинки, скажите, пожалуйста, видели ли вы когда-либо одну из них, может быть, две из них. Смотрите внимательно, не торопитесь, потому что они имеют схожесть»., Коллегов опознает одну из открыток, подтверждая, что именно она была обнаружена на упаковке крабовых палочек.

Прокурор: “Все, спасибо, вопросов нет”.

Суд: “Вы увидели здесь какого-то человека, посаженного на кол?

Коллегов: “Здесь нет, но там, да, на петле висит, но похоже, что…  может, у меня в голове как-то отложилось, что кол”.

Прокурор: “Т.е. изображение именно это было?”

Коллегов: “Да, изображение это, у меня неправильно в голове отложилось”.

Жебелева Юлия Олеговна, 1978 г.р., работает бухгалтером. Прокурор в ходе допроса задает нескрываемо наводящий вопрос по содержанию вменяемой открытки, на что следуют возражения защиты, с которыми соглашается судья, гособвинитель не спорит и извиняется. Сам председательствующий также задает серию наводящих вопросов относительно того, заметила ли она сходство изображенного в записке повешенного с кем-либо из реальных людей несмотря на то, что свидетель сразу ответила отрицательно, не давая поводов к переспрашиванию и сомнениям в данной части показаний. 

Показания свидетельницы. В один из дней осенью 2023 г. (далее меняет показания, сказав, что не помнит точно, но, вероятно, на новогодних каникулах 2024 г.) заехали в «Ленту» на Таллинском шоссе, купили продукты, коврик для посуды, приехали домой, стали раскладывать, из коврика выпала записочка не очень хорошего характера. Коврик не был упакован, просто сложен и скреплен картонной зацепкой, записка была на украинском, но присутствовали слова, схожие с русскими, соответственно, поняла, что было написано. Ей и мужу было очень неприятно даже начало читать «записки в отношении нашего Президента», сфотографировали ее, после чего разорвали и выкинули в мусорное ведро. 

Прокурор: “Кому была адресована записочка, по вашему мнению?”

Жебелева: “Ну, нам, людям”.

Прокурор: “Нам, людям. Какой-то определенной национальности?”

Жебелева: “Ну я думаю, что Россию конкретно”.

Прокурор: “Российской национальности?”

Жебелева: “Да, да, да”.

Прокурор: “Какого содержания была записка?”

Жебелева: “Что страна Украина хорошая, наша страна плохая, наш Президент плохой, и вообще, как бы, мы все плохие, а там все хорошо, воюйте, ну как бы, типа такого”.

Прокурор: “Какое-то графическое изображение было к тексту?”

Жебелева: “Да, вроде там какой-то человечек был”.

Прокурор: “Вот этот человечек что там делал?”

Жебелева: “Ой, я сейчас не вспомню”.

Прокурор: “Какие-то предметы рядом с человечком, может быть, были? Повешен, на кол посажен?”

Жебелева: “А, возможно, да”.

Васильченко: “Возражаем против вопроса прокурора, он наводящий”.

Подольский: “Возражаю, наводящий вопрос, просто настолько наводящий, что…”

Суд: “Да, не надо наводящие вопросы задавать. Видите, какая реакция моментальная”.

Прокурор: “Прошу прощения”.

Свидетельница продолжает рассказывать, что также написала в чат «Ленты», что «ребята, у вас тут такая ситуация, мы нашли переписку в вашем магазине», скинула фотографию. Утром им позвонили из полиции, затем приехали, попросили достать записку или что от нее осталось, «мы еще, слава Богу, мусор не выкинули». Достали, полиция сложила ее по кусочкам и забрала. 

Прокурор: “Удалось сложить пазл сотрудникам полиции?”

Жебелева: “Да”.

Прокурор: “Какие-то призывы к террористической деятельности содержала записка, по вашему мнению?”

Жебелева: “По мнению моему, да”.

Васильченко (защитник): “Вы владеете украинским языком?”

Жебелева: “Нет”.

Васильченко: “Текст на открытке вам был понятен в полном объеме?”

Жебелева: “Я думаю, что я не все слова поняла … Я его прочитала, я поняла, что там написано против нашего Президента, призыв к чему-то нехорошему и против него, соответственно”.

Васильченко: “Призыв к чему нехорошему?”

Жебелева: “Я так не могу сказать, объединяйтесь и против нашего Президента выйдите. В общем, идите против нашего Президента, идите на улицу, типа такого”.

Васильченко: “Выходите на улицу?”

Жебелева: “Ну, я своими словами. Но меня больше там зацепило то, что там написано, что Президент не очень хороший человек, это ж нельзя говорить…”

Васильченко: “Вас возмутило матерное слово, да?”

Жебелева: “Нет, меня возмутило само то, что мы нашли записку на украинском языке в данной ситуации в данное время, то, что там призыв, я даже не знаю, как это сказать, призыв остановить наше правительство, что выходите, лозунги кричите…”

Суд со смехом: “Ну фантазировать-то не надо. Если вы не помните содержание, то не помните, это не экзамен”.

Жебелева: “Нет, ну я, как бы, вспоминаю записку, я… Хорошо, я вам так скажу: я не ходила и не смотрела ее каждый день вот так вот, я ее порвала, сфотографировала и забыла эту историю совсем”. 

Васильченко: “У вас возникло желание после прочтения совершить какие-либо действия?”

Жебелева: “Порвать”.

Васильченко: “Вот вы на вопрос прокурора, был ли там призыв к террористической деятельности, ответили, что да. Можете ли вы пояснить, как вы понимаете террористическую деятельность?”

Жебелева: “Ну, против нашей страны”.

Васильченко: “Против нашей страны что?”

Жебелева: “Любой лозунг, что Россия плохая, Президент плохой, а вот мы, все остальные, хорошие”.

Прокурор ходатайствует об оглашении показаний свидетеля в части противоречий относительно даты событий (05.01.2024 г.), т.к. в заседании свидетельница сначала говорила, что это было осенью. Подольский не возражает, Васильченко замечает, что гособвинитель только что уже фактически их огласил, подсудимые поддерживают защитников.

Ходатайство удовлетворяется, прокурор оглашает соответствующую часть текста протокола, свидетель подтверждает дату и указанный адрес «Ленты».

Прокурор ходатайствует о предъявлении свидетелю на обозрение приложенного к протоколу скриншота ее переписки с техподдержкой «Ленты», защитники возражают, т.к. цель предъявления непонятна, противоречий данное приложение не создало, прокурор дополняет, что хочет предъявить для выяснения, действительно ли это та переписка, о которой упоминалось в суде. Ходатайство удовлетворяется, гособвинитель предъявляет Жебелевой материалы дела, одновременно исследуя скриншот путем оглашения, свидетель идентифицирует показанную переписку и имеющуюся в ней фотографию открытки «с призывом к террористической деятельности».

Суд: “Кто изображен-то там был еще на записке, можете уточнить, по вашему мнению?”

Жебелева: “Человечек, наверное”.

Суд: “Человечек ни на кого не похож, нет?” 

Жебелева: “Нет, там, мне кажется, детский рисунок был…”

Суд со смехом: “Детский?”

Жебелева: “Ну как карикатура”.

Cуд: “А карикатура на кого?”

Жебелева: “На человечка”.

Cуд: “На человечка? Никаких общих черт в карикатуре вы не определили?”

Жебелева: “Нет, я не вглядывалась, честно говоря, в картинку, мне текст не понравился и всё”.

Прокурор заявляет, что на сегодня это все доказательства, которые удалось представить, дальнейшее рассмотрение откладывается в связи с неявкой остальных вызванных лиц (свидетеля и специалиста).