Начались прения по делу о погроме на Смоленском кладбище. Один из потерпевших с грустью вспоминает практику Древнего Китая по выкалыванию глаз и отрезанию ушей за недоносительство и жалеет, что не все свидетели сидят на скамье подсудимых.
В зал заседаний завели Трофимова и Аленичева, и судья объявила о его начале. Появилась ещё одна потерпевшая. Судья зачитала причины неявки других потерпевших, просивших проводить заседания без их участия. Все потерпевшие, комментируя своё отношение к подсудимым, оставляют решение их судьбы на усмотрение суда.
Судья перечисляет суммы возмещения морального и материального ущерба потерпевших, которые начинаются от 100 тыс. и достигают миллиона.
Подсудимые согласны с необходимость компенсации, но оспаривают размеры сумм. Трофимов не согласен только с миллионом.
Аленичев по наставлению адвоката и матери просит прощение у потерпевшей. Говорит, отводя глаза. «Не знаю, как всё получилось. Для меня самого это шок. Сижу и думаю об этом. Уже почти год в тюрьме».
– Вот вы в тюрьме (не) хотите сидеть, а вы памятник сломали человеку, который, я вам говорю, в 38 лет отдал жизнь за вас! Извините, это факт.
– Да я понимаю, – тихо произносит Аленичев.
– Его просто сейчас нет, – продолжает потерпевшая. – Его сын рос один… Люди отдают жизнь за таких, как вот вы, а вы идёте и ломаете всё подряд. Объяснения просто нету. Как можно простить людей, которые это сделали?
Прения. Слово обвинения.
Прокурор перечисляет все детали произошедшего. Увечья, причинённые жертвам компанией «не повлекли за собой кратковременного расстройства здоровья и расцениваются как повреждения, не причинившие вред здоровью». Просит учесть обстоятельства характеризующие личность подсудимых.
Прокурор считает обоснованными иски о возмещении морального ущерба, она предлагает удовлетворить их полностью. «Я думаю, не стоит долго объяснять, что испытали эти люди, которые придя на кладбище отнюдь не с радужными настроениями, увидели такое зверство – других слов, я не могу найти, – которое совершено подсудимыми. Естественно это отразилось на их психологическом состоянии, моральном». Однако запрашиваемый миллион прокурор посчитала всё же чрезмерным взысканием. Выплатить частично (500 000).
Прокурор попросил назначить лишение свободы в колонии общего режима Трофимову и Аленичеву (6 и 2 соответственно), Пчелкиной и Шварцу назначить ограничение свободы и обязательные работы (1 и 2 года), а Гостинецкому – обязательные работы.
Присутствующие потерпевшие также высказали свою позицию, заметив, что подсудимые на их взгляд не раскаиваются в совершенном.
Первый потерпевший:
– Я хочу сказать, что у нас в течении трёх с небольшим часов было совершено три преступления, а на самом деле, в общем пять. Потому что я слышал по показаниям ещё было 2 преступления на Среднем проспекте. Были избиты 2 человека. Сейчас мы об этом не говорим, но в принципе это было. Когда было избиение на автобусной остановке, свидетель звонил по 112, несмотря на это, у группы было ещё время дойти до кладбища, побуянить там в районе часа, опять звонили по 112 и полиция всё равно не успела. Если бы полицейские сработали после первого звонка, то и не было всех остальных преступлений. Три с половиной часа прошло с первого преступления до реакции полиции. В пять часов вечера, не ночь была. На кладбище они зашли после 20:00, в это время кладбище закрыто. Если бы калитки были бы закрыты согласно указаниям, никакого погрома бы не было. И последнее, я живу в простом доме на Василевском острове, в каждом подъезде стоит видеокамера, может быть даже две. У нас Смоленское кладбище: мы спорим, кто зашёл, сколько их зашло, сколько вышло и в какое время. Если бы стояла в/к таких вопросов бы не возникло. Меня лично удивляет показание свидетелей из этой группы, которые на протяжении всей этой истории выступают в роли свидетелей. Там они не видели, что было с курткой, тут они ушли вперёд; на кладбище тоже ушли вперёд и ждали на выходе. Пять преступлений совершилось, а они всё свидетели. Так уже после первого они соучастники!
В Древнем Китае отрезали уши, если ты что-то слышал, но не сообщил! Выкалывали глаза, если что-то видел, но не сообщил.
Меня очень удивляет, когда заявляют, что материальный вред завышен, – продолжает потерпевший. – Но, господа, год прошёл. Никаких движений с их стороны нет. В принципе, я не настаиваю на деньгах, если бы люди заказали в мастерской и восстановили бы памятник, меня бы это полностью устроило. При этом приносят справку, что кто-то участвовал в спортивных мероприятиях и протирал стол и это считается большой проделанной работой по перевоспитанию.
Наказать это полдела, надо подумать, как это предотвратить на будущее. Я не хочу, чтобы это все повторилось.
Вторая потерпевшая замечает, что подсудимые совершенно не раскаиваются в содеянном. «Им весело, они веселятся. У них никаких проблем нет. В искренность таких людей, я не верю. Случайно такое не бывает»
Слово защиты:
Адвокат Рубаха, защитник Трофимова:
– Я прошу внести под протокол до начала моего выступление следующее: Я никому не давала разрешение на запись моей речи, я никому не давала разрешение на её цитирование и на ссылку на оную. Далее, я приношу свои извинения присутствующим потерпевшим от себя лично, я сейчас объясню почему. Вы обратили внимания, что у одного защитником выступает госпожа Чернождан, у второго госпожа Жернолецкая – исконно русские фамилии. У Трофимова – отъявленного националиста осуществляет защиту адвокат Рубаха – по фамилии чисто русская. Которая несёт в себе 4 крови: украинскую, еврейскую, польскую и русскую. А теперь я подхожу к тому, о чём мы здесь говорим. Я не буду говорить об исключении квалифицирующих признаков, исключении ссылки на состояние алкогольного опьянения. Независимо оттого какова у нас расовая принадлежность, национальность, социального статуса и прочего ни один человек не может беспричинно поднять руку на другого человека! Это нонсенс! Это исключение из всего. Независимо публичный то человек или лицо семейное мы провожаем своих родных и чтим их память, устанавливаем памятники, цветы и т.д. Мы это делаем не для них, мы это делаем для себя. Но что произошло, то мы имеем сейчас. Вся дурь, которая могла быть собрана, она собрана. Вот мой подзащитный. Наверное, от всех он отличается ростом, упитанностью и т.д. (снова иронизирует адвокат). Это я по поводу особо активной роли и физическом применении своей силы. Я уже останавливаюсь на том, что, то что сделано, уже сделано. Ничего назад не вернёшь. Сегодня уважаемый представитель гособвинения попросил для него более всего и категорически жестко, но я обращаю внимания, что с самого начала Трофимов давал признательные показания, соглашался с обвинением, не пытался смягчить свою роль в том, что ему инкриминировалось, не пытался спрятаться за спинами своих товарищей. Он признал вину и принёс извинения, но так как в строгой изоляции ему помогли перечислить 5000 рулей. В дальнейшем, по мере того как суды будут признавать заявленные иски, при возможности это всё будет возмещаться. Я полагаю, что предложенное наказание чрезмерно тяжело. Я поддергиваю коллег в отношении 244 и отягчающим обстоятельствам и прошу так же, к сожалению, к сожалению, считать недоказанным причинение вреда 29 заявленным надгробий. В дальнейшем граждане имеют права обращаться в органы расследования для этого.
Все подсудимые просили исключить мотив расовой ненависти и просили рассматривать материальные претензии в гражданском суде.
Трофимов:
– Прошу ещё раз прощения у всех потерпевших. Обещаю восстановить, со временем все иски оплатить. Прошу проявить снисхождение к моим друзьям – они виноваты меньше всего.
– Так, за себя! – строго и повысив голос, судья.
– Сейчас тоже, – отвечает ей тихо подсудимый. – Прошу назначить большой, но условный срок, чтобы я мог работать и выплачивать иски. У меня всё, ваша честь, – говорит подсудимый и садится на место, но тут же вскакивает и добавляет: – А нет, секунду! Если будет выбрана мера с реального срока, то прошу назначить отбывание наказание в колонии строгого режима, а не общего. У меня всё.
