Пятиминутного заседания ждали сорок минут.
Как только на этаж поднялась представительница обвинения (она сразу зашла в кабинет судей), секретарь открыла зал заседаний. Спустя минуты две она пригласила в зал адвоката и переводчика, слушателей кроме меня не было.
– Участвовали уже? – спросила секретарь переводчика, и на утвердительный ответ сказала: – Хорошо, а то иногда меняются [переводчики в процессе].
Кажется впервые на моей памяти судья, войдя в зал, извинилась за задержку.
Формально не открывая слушание, она сказала “Продолжаем работать” и спросила, имеются ли у сторон отводы или ходатайства.
Сторона обвинения ходатайствовала огласить показания Амосова и Зиборовой.
– Мы же допрашивали Зиборову в прошлый раз, – судья.
– Да, только Амосова тогда, – ответила представительница обвинения.
Судья спросила адвоката, нужно ли им с подзащитным согласовать позицию по заявленному ходатайству. Защитник с места ответил не совсем разборчиво, что свидетель может быть заинтересованным лицом, поэтому хотелось бы его допросить в суде.
Тогда прокурор попросила о принудительном приводе Амосова в следующий раз.
– Давайте оптимизируем процесс, – заключила судья. – Может быть, у защиты есть ходатайства? У подсудимого? Давайте найдем недалекое какое-то время. У меня ближайшее 16-го октября. Давайте настроимся на работу, отработаем все, что можно.
Не объявляя процесс закрытым, судья Морозова вежливо попрощалась со всеми и ушла.
Надо сказать, что несмотря на краткость слушания, переводчик за все слушание не сказал обвиняемому ни слова. Тот никак не выражал, понимает ли он происходящее, обсуждение ходатайств сторонами процесса, только отрицательно отвечал вслед за своим защитником на вопросы судьи, имеются ли у него отводы или ходатайства.
