О деле: следствие полагает, что Алексей Игоревич Лыткин, являющийся оперуполномоченным группы уголовного розыска, нанёс множество ударов потерпевшему Богданову после доставления в полицейский участок в связи с совершением административного правонарушения. Подсудимому предъявлены обвинения по п. “а”, “б” ч. 3 ст. 286 УК РФ.
Дело рассматривает Выборгский районный суд Санкт-Петербурга, председательствующая судья – Евгения Александровна Березнякова.
Доставлен Лыткин, прибыли адвокат Максимов А.А. и представитель потерпевшего потерпевшего Бражникова А.П. – адвокат Катаев Э.С., происходит замена прежнего гособвинителя на помощника прокурора Выборгского района Санкт-Петербурга Струнге М.О.
Судом докладывается о результатах объявленного в прошлом заседании привода свидетеля Горбачевой: “поступил рапорт судебных приставов о том, что на момент их выезда Горбачева по месту жительства не находилась, дверь в комнату никто не открыл, исполнение привода не представилось возможным.
Обсуждается возможность продолжения рассмотрения дела в отсутствие Горбачевой. “Поскольку коллега, который участвует в рассмотрении этого уголовного дела, настаивал на вызове свидетеля Горбачевой в судебное заседание, для чего она, собственно говоря, и была подвергнута приводу”, гособвинитель ходатайствует об оглашении ее показаний “для ускорения разбирательства”, возражений нет, ходатайство удовлетворяется, названные материалы дела оглашаются председательствующей.
Протокол допроса свидетеля Горбачевой следователем Савченко от 09.09.2024 г.
Является соседкой Богданова, проживают в одной коммунальной квартире, характеризует его как нормального, обычного человека, “по характеру он тихий, спокойный, скромный, по темпераменту уравновешен, в конфликтных ситуациях ведет себя дипломатично, личные границы не нарушает, не оскорбляет и не унижает других”.
11.04.2024 г. в 01:20 возвращалась домой, зашла в квартиру через запасную дверь черного хода, при этом дверь старая и хлипкая, замок старый, имеет дефекты, “в связи с чем я не вижу никакой разницы в том, открыт ли замок или закрыт, периодически забываю закрывать замок двери”. Так получилось и в этот раз, в связи с чем у нее произошел конфликт с Богдановым, настаивавшим на том, что он должен быть в закрытом состоянии. “Я сильно устала на работе, отмечу, что ежедневно работаю с 09:00 до 23:00, к тому моменту, как я вернулась домой, у меня накопилась усталость и раздражительность, мне не хотелось ничего объяснять Богданову и спорить с ним, поэтому я сказала Богданову, что если он будет дальше со мной разговаривать и спорить из-за двери, я вызову полицию”. Богданов сказал: “Попробуй”, свидетель позвонила по “112”, сообщив, что у нее произошла бытовая ссора с соседом, который находится в состоянии опьянения. На вызов приехал экипаж ОР ППСП УМВД России по Выборгскому району, сотрудники которого предложили ей написать заявление, свидетель согласилась. После подписания ею необходимых документов Богданова повезли в 19 отдел полиции, при этом насилие в отношение него не применяли, Богданов вел себя спокойно. Когда потерпевшего уже выпустили, встретилась с ним в квартире, Богданов сообщил, что в отношении него дежурным и опером 19 отдела было применено насилие, кроме того, продемонстрировал имеющиеся телесные повреждения, в том числе кровоподтеки и гематомы в области левого плеча, бедер, голени, грудной клетки и левого тазобедренного сустава. До задержания и доставления у Богданова никаких травм и телесных повреждений на видимых участках тела не имелось, чувствовал себя хорошо, жалоб на состояние здоровья не высказывал.
Агрессию Богданов в состоянии алкогольного опьянения не проявляет, в драки не лезет, “мной никогда не был замечен в применении насилия в отношении кого-либо, однако я могу отметить, что он становится более разговорчивым … тем не менее, как я уже сказала, ведет себя адекватно, прилично, не агрессивно и не враждебно. Модель общения и манера взаимодействия доброжелательная”.
Допрашивается подсудимый, председательствующая напоминает Лыткину ст. 51 Конституции РФ, далее ему задаются вопросы судом и участниками процесса.
Лыткин дает показания, полностью признав вину по эпизоду уголовного дела в части применения насилия к потерпевшему Богданову и отрицая аналогичные действия в отношении потерпевшего Бражникова.
10.04.2024 г. в 09:00 приехал, заступил на службу, в ходе рабочего дня рассматривал материалы, до часа ночи осуществлял оперативно-розыскные мероприятия на Лесном проспекте. Далее вернулся в 19 отдел полиции, зашел в дежурную часть переговорить с дежурными, переговорил, после чего к нему обратился Богданов, поинтересовавшись, не является ли он начальником отдела, Лыткин ответил, что он оперативник. Богданов сказал, что у него есть ценная информация, у Лыткина возникли сомнения, т.к. он находился в состоянии сильного алкогольного опьянения. Лыткин продолжил беседу с дежурным, Богданов еще раз обратился к нему, повторив, что у него есть ценная информация, подсудимый ответил: “Здесь все свои, говори”, Богданов сказал, что при всех говорить не может, нужно отойти. Лыткин согласился, переспросив: “Ты уверен, что у тебя есть ценная информация?”, тот еще раз подтвердил: “Да”. Отошли из дежурной части в коридор, Богданов, выражаясь нецензурной бранью, начал размахивать руками и говорить: “Давай сначала покурим”, Лыткин ответил, что в дежурке не курят, единственный вариант – это если его выведет на улицу кто-то из дежурных, “ну так, тоже я ему грубо ответил, что «давай ближе к делу”. Богданов положил ему руку на плечо, сказав нецензурной бранью: “Че вы, менты, выеживаетесь, давай покурим”, после чего “ну я уже отреагировал инстинктивно, рефлекторно нанес ему расслабляющий удар кулаком в грудь, дальше уже в порыве гнева, возможно, нанес еще какие-то удары, дальше увидел его на полу, поднял его, сказал: “Иди на скамейку”. Допускает, что мог нанести удары ногами, не помнит точное количество, “но нанес, конечно, удары, да”. Соглашается, что нанес их не менее 10, как указано в обвинительном заключении. Понимает, что не должен был этого делать, в содеянном раскаивается полностью, готов принести извинения Богданову.
Максимов (защитник): “Скажите, пожалуйста, но вы понимаете, что не должны этого делать, совершать такие действия в отношении?”.
Лыткин: “Конечно, да, конечно, необходимо было только, достаточно было просто оттянуть его руку в сторону, и, если дальше за этим не последовали удары с его стороны, на этом прекратить действия”.
Максимов: “Ну а чем объясняете вот свое поведение в отношении потерпевшего Богданова?”.
Лыткин: “Объясняю тем, что… на самом деле удары я наносил в состоянии аффекта, в порыве гнева, даже не помню, сколько ударов нанес”.
Максимов: “Ну аффект – это немножко другое, когда, ну, в возбужденном состоянии…”.
Лыткин: “Ну я могу судить о своем состоянии на тот момент, потому что человек, обратился ко мне, я вторые сутки на ногах, «есть ценная информация», я ведь мог ему времени и не уделять, я все-таки выделил свое время, отошел с ним выслушать его. Человек в состоянии алкогольного опьянения обманул меня, чтобы покурить”.
Максимов: “Ну я, как бы, не оцениваю поведение Богданова, я говорю, почему вы это совершили. То, что вы вторые сутки не спали, вы говорите, да?”.
Лыткин: “Не, ну я объясняю, почему, просто человек положил мне руку на плечо. Я знаю прецеденты 66 отдела полиции, где в точно такой же ситуации щупленький выпивший мужчина положил руку на плечо, а потом задушил помощника, выхватил пистолет, убил помощника дежурного, убил дежурного. Наверное, лучше я здесь, чем я на том свете, я так считаю. Да, поступил сверх меры, достаточно, наверное, было нанести один расслабляющий удар или оттянуть его в сторону, и дальше, если бы не последовало ударов с его стороны, не продолжать физического воздействия”.
Cуд: “Богданов вам высказывал жалобы на неадекватность действий вашего коллеги Сюткина?”.
Лыткин: “Нет, не высказывал”.
Cуд: “Вот теперь поподробней: “какие действия Богданова вас насторожили и почему вы начали наносить ему удары?”.
Лыткин: “Меня насторожило то, что человек в нецензурной форме положил мне руку на плечо, ниже у меня находится кобура с оружием, начал мне говорить: “Че вы, менты, выеживаетесь, давайте покурим», только все это в нецензурной форме, «мусора» и прочее, вот так”.
Суд: “И вы считаете, что это достаточный повод для того, чтобы наносить удары человеку? Даже если это было так”.
Лыткин: “Нет, не считаю, что это достаточный повод, но угадать я не могу, что последует дальше за тем, что он положил руку мне на плечо”.
Суд: “Потерпевший упал после нанесения удара? Наносили ли вы ему удары лежащему?”.
Лыткин: “Да”.
Суд: “Опасность уже миновала, он уже на полу лежит”.
Лыткин: “Я в состоянии аффекта был…”.
Суд: “Какое состояние аффекта, Лыткин? Вы имеете юридическое образование. Какой аффект, о чем вы говорите? Ну давайте уже, как бы… Что такого страшного, вот я и Худеева, и вас спрашиваю, что такого страшного произнес Богданов, что позволило его, уже лежащего на полу, избивать ногами…? Если руководствоваться той логикой, о которой вы говорите, все люди, которые стоят в очереди в гражданскую канцелярию у меня, должны быть избиты ногами, потому что они все говорят в адрес судей, председателя суда и всех работников суда вот все, что вы произнесли, цензурно, нецензурно и все остальное. Т.е. все в принципе…”.
Лыткин: “А вам пытались при этом оказать сопротивление или ударить?”.
Суд, повысив голос: “Что только ни пытались! Ну вот хочу услышать, что послужило… Вас Богданов пытался ударить, уже лежащий на полу?”.
Лыткин: “Ну этого я не могу знать, он не успел по крайней мере нанести удары”.
Суд: “Цеплялся руками за ноги за ваши, пытался применить к вам какое-то насилие?”.
Лыткин: “Ну конечно, после полученного удара мной я ликвидировал эту возможность”.
Суд: “Какой смысл был наносить ему удары ногами? Он уже лежит”.
Лыткин: “Никакого абсолютно, я ж говорю, я был в порыве гнева. Я понимаю, что в этом не было необходимости”.
По эпизоду Бражникова подсудимый Лыткин поясняет, что 28.04.24 получил поручение установить местонахождение Бражникова и вручить ему обвинительное заключение. Прибыв по адресу, он встретил Бражникова у квартиры, представился и сообщил о необходимости вручения документа. Однако у него также возникли подозрения, что Бражников причастен к недавней краже инструментов, так как он соответствовал приметам человека с видеозаписи.
Лыткин решил задержать его для допроса, использовав обвинительное заключение как повод зайти в квартиру и осмотреться. Бражников вел себя вызывающе, в лифте начал жестикулировать и уклоняться от ответов, поэтому сотрудник применил наручники, опасаясь возможного побега.
В отделе полиции наручники сняли, Бражников подписал документ о получении обвинительного заключения. Лыткин составил рапорт о задержании, обосновав применение спецсредств тем, что подозреваемый фигурировал в деле о краже и уже был обвиняемым по другому преступлению.
После проверки видеозаписей подозрения в краже не подтвердились, и через час Бражников был освобожден. Позже выяснилось, что к краже мог быть причастен другой человек, но его задержать не удалось. Лыткин подчеркивает, что не применял силу и не наносил Бражникову телесных повреждений.
Максимов: “Скажите, пожалуйста, а вот вы слышали обвинение, там указано, что вот когда вы приехали с Бражниковым в отдел полиции и, находясь в помещении уголовного розыска – в кабинете, в котором находился в том числе и ваш руководитель Воронов, вы нанесли Бражникову удары по лицу в область виска, несколько ударов. Соответствует действительности?”.
Лыткин: “Не соответствует. В этом не было ни необходимости, ни умысла, он не сопротивлялся, вел себя спокойно”.
Гособвинитель: “Как вы объясняете то, что он [Бражников] говорит?”.
Лыткин: “Я думаю, недовольство тем, что… Я думаю, что он считает, что несправедливо ему инкриминирует тот состав по средней тяжести. Я думаю, весь вопрос просто…”.
Гособвинитель: “Почему именно к вам тогда? Ну, сотрудников-то много, заявления-то можно написать на многих, а вот именно к вам претензии?”.
Лыткин: “Позволил я себе взять ответственность, заставить его пойти, опросить, побеседовать”.
Гособвинитель: “Но вы же не средней тяжести, вы же именно по 158-ой … и вот я не могу понять мотивы … Всё, разобрались, Бражникова отпустили, вопросов нету, к вам, почему вот именно к вам, меня интересует, почему именно к вам претензии?”.
Лыткин: “Я могу только предполагать, что неприязнь, ненависть в целом ко мне как к элементу системы, я бы так сказал”.
Гособвинитель: “Он же пишет-то заявление не на тех работников, которые, там, расследовали это дело, там, или задерживали по тому составу, вот почему именно на вас?”.
Максимов: “На всех пишет”.
Катаев (представитель потерпевшего): “Нет, это не так”.
Лыткин: “Насколько мне известно, он пишет жалобы, и в основном даже вопросы у него не ко мне, а к Следственному управлению…”.
Суд: “Давайте поставим точку: “жалобы (125-ая) поступали от Бражниковых, я не помню, от кого именно, но на действия органов предварительного расследования. Не на действия оперуполномоченных, а именно на ход предварительного расследования … О других жалобах мне во всяком случае неизвестно”.
Гособвинитель: “По преступлению, которое вменяется в марте месяце, вы пояснили, что подозревали потерпевшего в хищении, я не очень понял, у вас была какая-то ориентировка или это у вас был в производстве материал какой-то?”
Лыткин: “У меня был в производстве материал двумя днями ранее, который я передал в Следственное управление Выборгского района для возбуждения уголовного дела либо даже днем ранее, но в любом случае не дольше двух дней”.
Катаев: “Скажите, а дело было возбуждено на тот момент по факту 158-ой?”.
Лыткин: “Здесь нужно поинтересоваться у Следственного управления. … Я материал проверки передал в Следственное управление, там есть все признаки состава преступления, и я думаю, что, если уточнить, Следственное управление подтвердит, что было возбуждено уголовное дело”.
Катаев: “А заявление от потерпевшего, от представителя «Аквилон» было? Оно было «заКУСПировано»?”.
Лыткин, смеясь: “Конечно, а как материал проверки, из воздуха, что ли?”.
Суд: “Так, Лыткин, напоминаю, что вы здесь в статусе подсудимого, а не в статусе свидетеля по проверочной закупке. Поэтому, пожалуйста, коротко и ясно ответ на поставленный вопрос, без комментариев лишних”.
Катаев: “Вы представились ему (Бражникову) в установленном законом порядке? … Удостоверение предъявили?”.
Лыткин: “Конечно”.
Катаев: “А как вы можете объяснить, что он не знал вашу фамилию?”.
Лыткин: “Не расслышал, может. Плохо себя чувствовал, может, выпивший был, не знаю”.
Катаев: “Вот вы его подозревали в краже инструментов, вы ему предложили сразу выдать эти инструменты? … Ну если он причастен, если у вас появилась такая уверенность”.
Лыткин: “Не предлагал. Я же не с обыском к нему пришел в квартиру”.
Катаев: “Вы ему предоставили право вызвать защитника при задержании?”.
Лыткин: “Не помню, чтобы он требовал защитника”.
Катаев: “Хорошо, просто он мне звонил, в общем-то, непосредственно по этому… Вы изымали у него телефон?”.
Лыткин: “Не изымался у него телефон”.
Катаев: “А как вы можете пояснить, что он был выключен? Т.е. он позвонил из квартиры в адрес защитника, потом телефон был выключен”.
Лыткин: “Я так скажу, гражданин Бражников не был как-либо ограничен, кроме спецсредств (наручниками) во время движения до отдела, и по приезду наручники были сняты”.
Катаев: “Вы вообще знаете порядок применения спецсредств, статью Закона “О полиции” можете назвать? Ну это наизусть просто требуют”.
Максимов: “Ваша честь, я прошу снять вопрос как не имеющий отношения к уголовному делу”.
Суд: “Почему? Вашему подзащитному вменяется неправомерное применение спецсредств”.
Максимов: “Все понятно, но зачем его спрашивать наизусть знание Закона «О полиции»?”.
Суд: “Его не просят воспроизвести, а спрашивают, известно или нет…”.
Лыткин: “Конечно, известно”.
Катаев: “Какая часть хотя бы регламентирует?”.
Суд: “Не-не-не, мы здесь не в школе, давайте… При каких обстоятельствах вы вправе применить спецсредства к лицу? Что за основания предусмотрены в законе и какое из этих оснований, с вашей точки зрения, подходило к ситуации с Бражниковым?”.
Лыткин: “У меня лично возникли основания, что он может скрыться, потому что заранее об этом меня уведомил заместитель начальника по уголовному розыску, о том, что он скрывается от органов следствия, во-вторых, он обвиняемый по преступлению средней тяжести группой лиц в отношении, я так понимаю, соседа … к тому же у меня на тот момент возникло подозрение, что он, возможно, причастен к преступлению по краже инструментов”.
Cуд: “Все это вы считаете основанием для применения наручников?”.
Лыткин: “Нет, я в первую очередь считаю о применении наручников в том, что он… Явно передо мной в лифте жестикулировал, т.е., ну, после этого у меня уже могут возникнуть основания предположить, что гражданин Бражников, полагая, что оперативник один и будет вести машину, может и убежать, и оказать сопротивление, попытаться скрыться. К тому же, учитывая … что буду вести машину я один, я вооружен, как я могу подвергать опасности других участников дорожного движения?”.
Максимов: “Вот вы в свободном рассказе в ходе допроса суду говорили о том, что наручники одели в лифте и говорили, что вы хотели доставить Бражникова без каких-либо проблем в ходе движения в отдел полиции. Для чего вы использовали наручники, в принципе вы ответили … Для доставления его в дежурную часть, правильно?”.
Лыткин: “Конечно”.
Максимов: “Задержанного по подозрению в совершении преступления. Вы его подозревали в совершении преступления?”.
Лыткин: “Подозревал, конечно”.
Максимов: “Согласно Закону «О полиции», который говорит о том, что сотрудник полиции имеет право применять спецсредства для доставления…”.
Лыткин: “В том числе для доставления по подозрению в совершении преступления, тем более по тяжкому”.
Катаев: “Досмотр осуществляли Бражникова перед тем, как применить спецсредства, на предмет наличия оружия, наркотиков, боеприпасов?”.
Лыткин: “Как я помню, я его так в общем пощупал, что у него нету при себе оружия”.
Катаев: “После того, как применили спецсредства (наручники) или до этого?”.
Лыткин: “Честно говоря, не помню. Либо на улице, либо в лифте … Предположил, что человек семейный, наркотиками, ну, видно, что не увлекается”.
Катаев: “Как вы можете пояснить наличие телесных повреждений после посещения 19 отдела полиции у Бражникова?”.
Лыткин: “Ну, насколько я знаю, гражданин Бражников обвиняется по преступлению – применение физического вреда средней тяжести к своему соседу группой лиц, ну, может, еще раз подрались со своим соседом, выясняли отношения, кто виноват”.
Суд: “Признаёте ли вы то обстоятельство, что, например, ссадины области правого и левого лучезапястного сустава могла возникнуть от применения специального средства – наручники?”.
Лыткин: “Ну конечно, да, от наручников вполне могли возникнуть”.
Суд: “Откуда у Бражникова мог возникнуть ушиб в виде отека мягких тканей левой височной области, как вы считаете? Могло ли от каких-то ваших действий возникнуть вот это повреждение?”.
Лыткин: “Нет, от моих действий не могло, потому что все мои действия были ограничены лишь тем, что я применил спецсредства – наручники”.
Суд: “В какой момент и что вы проверяли для того, чтобы убедиться в обоснованности или необоснованности ваших подозрений о причастности Бражникова к краже?”.
Лыткин: “В принципе в общей беседе, когда он уже начал отвечать откровенно, я начал понимать, что он к краже не имеет отношения”.
Cуд: “А в квартире вы ему задавали вопросы о краже? В чем его неоткровенность выражалась?”.
Лыткин: “А он ничего не пояснял, сказал, «я ничего не буду говорить»”.
Катаев: “А характерные приметы какие-то можете вспомнить вот подозреваемого, который проходил по ориентировке по краже с «Аквилона»?”.
Лыткин: “Да, могу вспомнить: “мужчина среднего роста, в черной куртке, такого крепкого телосложения, славянской внешности”.
Катаев: “И всё?”.
Лыткин: “Я думаю, этого достаточно”.
Катаев: “… Ну вообще вот можете описать характерные признаки внешности, лица, волосы, цвет волос?”.
Суд: “Давайте опять я вмешаюсь: вопрос представителя потерпевшего сводится к тому, что вы назвали достаточно общие признаки, которые вот ко всем присутствующим мужчинам в зале можно в принципе применить”.
Максимов: “Ко мне – нет”.
Суд: “Ну, к адвокату Максимову – нет, а так ко всем, в принципе к большинству…”.
Гособвинитель, смеясь: “С Максимова подозрения сняты”.
Лыткин: “Да нет, здесь никто не соответствует этой ориентировке. Крупный мужчина крепкого телосложения…”.
Суд: “Славянской внешности. Сотрудник конвоя, вы сами, адвокат Катаев … Какие-то индивидуальные признаки похитителя из «Аквилона», которые вы могли рассмотреть в Бражникове, можете назвать?”.
Лыткин: “Да”.
Суд: “Какие? Кроме славянской внешности и плотного телосложения”.
Лыткин: “Точно такая же куртка”.
Суд: “Угу. Черного цвета?”.
Лыткин: “Да”.
Суд: “Частные признаки какие-то, ну я не знаю, очки, может быть, усы, борода?”.
Катаев: “Наличие шрамов каких-нибудь, характерных примет?”.
Лыткин: “Ну, шрамов по видео, к сожалению, не видно”.
Катаев: “В принципе на видео можно тоже увеличить, в принципе посмотреть, что там на лице, есть какие-нибудь там приметы, что-нибудь, не знаю”.
Лыткин: “Можно увеличить, да. Я когда увеличил – у меня возникли подозрения”.
Катаев: “… а вы говорили, что там какой-то задержанный проходил как цыган. А что за цыган, это национальность или это?..”.
Лыткин: “Да, национальность “цыган”, который работал электриком, я его пробивал, даже можно в принципе мои пробивки поднять за тот период, ну, те дни, потому что это либо в тот же день, когда я Бражникова задержал, я пробил и, там, гражданин – у него, ну там, 10 или 12 судимостей по 158-ой, который работал электриком на территории бизнес-центра «Аквилона». Это мне безопасники послали список, я его пробивал и вот установил в принципе, просто дальше уже, конечно, его в городе не оказалось”.
Катаев: “Цыганская и славянская национальность отличаются как-то, на ваш взгляд?”.
Лыткин: “Ну, смотря какие славяне: есть южные славяне, есть северные славяне, поэтому…”.
Катаев: “Уважаемый суд, у меня вопросов больше нет”.
Озвучивается характеристика подсудимого:
В 2012 году Лыткин начал стажировку в Следственном комитете Якутии, с 17 лет работал без выходных, участвуя в расследовании особо тяжких преступлений. В 2013 году содействовал раскрытию двойного убийства, за что получил благодарственное письмо. Поступил в Российскую академию Минюста в СПб по специальности “правовое обеспечение национальной безопасности”.
В 2016 году стажировался в убойном отделе Красногвардейского района. После 4 курса прошел срочную службу в Минобороны, работал помощником следователя в Военно-следственном комитете по Санкт-Петербургу и Северо-Западу.
После демобилизации продолжил учебу, готовился к работе в уголовном розыске. Полгода служил в ОКОН Калининского района, занимался раскрытием наркопреступлений, затем работал в Линейном управлении на транспорте. В 2020 году устроился в отдел по раскрытию карманных краж в Пулково, позже перевелся в убойный отдел Выборгского района, затем в уголовный розыск 19 отдела полиции.
Тяжелых хронических заболеваний не имеет, мать перенесла операцию по онкологии. Единственный кормилец в семье, отец умер после задержания, братьев нет.
Максимов: “Свидетель, допрошенный в ходе судебного заседания, Воронов, ваш непосредственный руководитель, сказал, что вы за период службы в 19 отделе полиции участвовали в раскрытии порядка 200 преступлений, соответствует действительности?”.
Лыткин: “В принципе все преступления можно разделить на меня, второго оперативника и Воронова. Все, что мы раскрыли, это вот силами трех лиц”.
Максимов: “Ну вот такая нагрузка, которая на вас была наложена, вы исполняли обязанности вдвоем, получается, да?”.
Лыткин: “Ну получается, два оперативника, заместитель по уголовному розыску, ну, по сути, второй оперативник без водительского удостоверения, ну как полтора”.
Максимов: “Это штат 19 отдела полиции, а насколько мне известно, на 20 отдел тоже распространяется территория обслуживания?”.
Лыткин: “Да, по-моему, сейчас территория 20 отдела полиции подчинена по адресному обслуживанию 19 отделу полиции”.
Максимов: “Т.е., по сути дела, вы выполняете работу не двенадцати человек, а…”.
Лыткин: “Шестнадцати – 8 было в 19 отделе, 8 было в 20-ом”.
Допрашивается в качестве свидетеля находившаяся с разрешения суда в зале с момента начала заседания мать подсудимого – Лыткина Лариса Александровна, 1975 г.р., работает аудитором топливно-энергетического комплекса.
Характеризует Лыткина положительно, единственный сын, рос положительным ребенком, семья у них дружная, все друг друга уважали, воспитывали его. Нареканий со стороны школы не было, 10-11 класс в соответствии со своей мечтой работал в силовых структурах, посещал Следственный Комитет, начальник постоянно был с ней на связи, даже ездили к генералу для подготовки по целевому направлению от Следственного комитета на беседу, лично присутствовала, т.к. он был несовершеннолетним. Дружелюбен, высоко ставит взаимовыручку, к насилию не склонен, в драках никогда не участвовал. Потом учился в университете, все было очень чинно и благородно, “для нас, конечно, явились вот эти события все полной неожиданностью, его отец умер через 3 дня от инфаркта после его ареста, в общем-то, очень переживали…”. Отношение очень хорошие, уважительные, доверительные, “перед тем, как это все произошло, я видела, что он все время на работе, я уже начала, ну, как мама, советовать род деятельности сменить, семью как-то создавать, потому что, ну, бесконечно на работе жить невозможно”.
Максимов: “Может быть, вам известно, склонен ли он (*Лыткин) к насилию?..”.
Лыткина: “Точно нет”.
Максимов: “Были ли какие-то в его жизни ситуации, когда он необоснованно применял, был жестоким в отношении кого-то?”.
Лыткина: “Точно нет, просто исключено на 200%. Вообще даже ни разу никаких драк в школе не было, точно нет. Занимался карате, кубки получал, все это у нас было, друзья, дружелюбный, очень поддерживает друзей, для него важна взаимовыручка, уважение, иногда даже чересчур. К нам относится с большим уважением, даже более чем”.
Максимов: “Вы с ним общаетесь, как он относится к тому, что произошло … он как-то по этому поводу говорил, что раскаивается, не раскаивается?”.
Лыткина: “Конечно”.
Максимов: “Достаточно ли того времени, что он провел под стражей для того, чтобы он сделал нужные выводы из того, что произошло? Необходимо ли назначить строгое наказание или он способен уже осознать, что произошло и исправиться?..”.
Лыткина: “Вообще он, конечно, парень адекватный, понимающий, ну это решать суду … Нет, я думаю, что он осознал более чем, на всю оставшуюся жизнь. Ну я надеюсь”.
Максимов: “В материалах дела имеются сведения о том, что он пытался уйти на СВО и уже написал заявление. Что послужило к тому, что он?..”.
Лыткина: “Я его отговаривала, бабушка специально прилетела его отговаривать, потому что мы считаем, что это… в данном случае надо как-то налаживать свою жизнь после тюрьмы, после отбытия наказания…”.
Максимов: “Но вы в нем нуждаетесь, правильно?”.
Лыткина: “Да, мы в нем нуждаемся. Мы его отговариваем, да. Разными методами”.
Гособвинитель: “Вы же работаете, правильно? Аудитором? И сами себя обеспечиваете?”.
Лыткина: “Ну вот, передачи, да, я сама ношу ему, пока деньги еще есть. Мама еще у меня вот”.
Председательствующая пытается выяснить у подсудимого идентификационные данные (“координаты”, как она выражается) материала по 318 УК РФ, в связи с подозрением по которому им был задержан Бражников: “Был ли кто-то в итоге привлечен в качестве подозреваемого или обвиняемого?”, “Я не смогу найти координаты дела только, что это хищение в “Аквилоне”. Лыткин отвечает, что ему это неизвестно, но “можно поднять сводку за день, за два, там должна быть только одна кража с территории «Аквилона»”.
По ходатайству адвоката Максимова в отсутствие возражений других участников процесса к делу приобщается расписка потерпевшего Богданова о получении им 50 000 рублей в счет возмещения морального и материального ущерба. Указывает, что Лыткин в полной мере возместил ущерб и искупил вину, претензий не имеет, просит назначить наказание, не связанное с лишением свободы. Судья отмечает, что Богданов уже говорил это при личной явке в одно из заседаний.
По ходатайству адвоката Максимова в отсутствие возражений суд принимает решение вызвать эксперта Карасаеву М.В. для допроса “по заключению в отношении телесных повреждений потерпевшего Бражникова”.
Также для “проверки версии” Лыткина судом по собственной инициативе истребуются из 19 отдела полиции сведения о номере в книге учета сообщений о преступлениях заявления о краже инструментов в бизнес-центре “Аквилон” за период 25.03.2024-01.04.2024 г. и о “судьбе этого материала”.
Судебное заседание откладывается для вызова эксперта, истребования сведений и исследования материалов дела в части письменных доказательств обвинения.
