Наш монитор рассказывает, как прошло очередное заседание по делу о ложном переводе подсудимой Давлетовой 16 апреля.
«Дверь в Красногвардейский районный суд закрыта, нужно звонить. Долго никто не реагирует на звонок. На входе пристав без маски. Он похож скорее на военного, чем на пристава, спокоен. Смотрит паспорт с рук и не спрашивает, в какой зал я направляюсь.
В аншлаге 509-го зала на эту пятницу только одно заседание – по делу Давлетовой, но из аудитории слышны звуки ВКС.
Спустя некоторое время появляется свидетельница, которую в прошлый раз не стали приглашать в зал.
– Здравствуйте, опять вы пришли, – тут же обращается ко мне женщина. – А кто вы, можно узнать?
– Нет, – отвечаю я.
– Стажер-юрист? СМИ? – пытается угадать свидетельница.
– Слушатель, – говорю в ответ.
Прокурор выходит из зала суда. Сначала она появляется без защитной маски, а потом уже в ней.
Секретарь приглашает адвоката, а потом и подсудимую; я захожу с ними.
Заседание начинается с того, что прокурор просит вызвать дополнительного свидетеля. Защита возражает, аргументируя тем, что нет никаких данных, что этот свидетель имеет отношение к делу, что женщина не была в списке свидетелей. Гособвинительница говорит, что главный бухгалтер и заместитель директора – второе лицо в фирме.
Судья удовлетворяет ходатайство стороны обвинения.
Свидетельница Ефимова Надежда работает в Едином центре судебных переводов главным бухгалтером и заместителем генерального директора. Как выясняется потом, директор центра – родной брат Ефимовой.
Судья поспешно, себе под нос, зачитывает права свидетельнице.
Ефимова рассказала, что в Центре переводчиков стали внедрять IT-технологии – программа Smartcat «Умный каталог», – пояснила женщина (видимо, от Smart Catalog). Переводами занимаются устный переводчик и менеджер, который контролирует письменные переводы. Менеджер проверяет перевод: заходит в проект, проверяет фамилии, номера, даты. На распечатанный файл менеджер ставит печать, звонит заказчику и отправляет ему документ. Подпись переводчика ставится в офисе или непосредственно в суде.
Мерзоева сказала Ефимовой, что поставила печать и отправила перевод с курьером. А как известно свидетельнице, следствие выяснило – на переводе нет печати. В Центре переводов существует инструкция: заявка через офис поступает менеджеру, который направляет ее переводчику. Давлетова же принимала заявки напрямую, сама делала свои отчет и направляла Ефимовой.
– У переводчика, по сути, ничего не должно сохраняться, – говорит свидетельница. – Потому что он отработал и должен сохранять конфиденциальность этого дела, соблюдать этику судебного переводчика, потому что, по нашим правилам, судебный переводчик – он помощник судьи, и следственных органов, и надзорных органов, а не помощник участников судебного процесса, обвиняемых, свидетелей и так далее.
Давлетова не могла скачать файлы со Smartcat, потому что Ефимова установила для всех сотрудников запрет на скачивание. По заверению свидетельницы, были переведены тексты, которых не было у Единого центра переводов, из чего Ефимова делает вывод, что Давлетова намеренно скрыла часть текстов.
Судья спрашивает, есть ли у подсудимой вопросы. Давлетова заявляет, что категорически не согласна с показаниями свидетельницы, всё сказанное – ложь. То адвокат, то судья перебивают подсудимую, просят задавать вопросы.
Давлетова спрашивает, почему свидетельница утверждает, что узнала о переводе 14 октября, когда по материалам дела он был отправлен уже 1-го числа:
– А до 14 октября вы не знали, что перевод уже доставлен?
– Нет, – смело отвечает свидетельница.
– Ну а как вы тогда контролируете работников? – задается вопросом Давлетова.
Адвокат спрашивает, известно ли Ефимовой про то, что происходило с переводом, как и когда он направлялся, кто и как его подписывал, что с ним было до поступления в суд. Защитник просит сказать, на чем основаны сведения свидетельницы, но та ничего внятного ответить не смогла.
Согласно ответу технической поддержки, который цитирует адвокат, невозможно проследить динамику запрета на скачивание перевода. О том, включена ли эта опция, можно утверждать лишь на текущий момент времени. Из данных, которые есть у техподдержки, Давлетова четырежды направляла запрос о скачивании.
– Если был выгружен именно перевод проекта протокола, значит, настройки не были установлены на тот момент времени или временно были изменены для этого проекта, – заканчивает цитату адвокат.
– В чем ваш вопрос? – напористо спрашивает свидетельница.
– Пояснить можете? – судья.
Ефимова спорит с защитником, интерпретирует ответ техподдержки. Свидетельница говорит, что хоть и был запрос от Давлетовой, она все равно не могла скачать перевод. Почему не могла, когда о такой возможности прямо говорит техподдержка, Ефимова сейчас подтвердить не может.
Свидетельница называет отношение к подсудимой «очень критическим»; начинает жаловаться, говорит, что Давлетова не представила документы, подтверждающие ее законное пребывание на территории РФ. Однако после того как защитник продолжил свой допрос исходя из ответа Ефимовой, та бросилась «исправляться», обвиняя адвоката в «переворачивании» своих слов:
– К Давлетовой у нас всегда было хорошее отношение, она из-за этого пользовалась нашим доверием, – поясняет свидетельница. – Она была одним из лучших переводчиков, и все судьи, все следователи всегда относились к ней с уважением, потому что мы ее представляли!
Далее адвокат подсудимой пытается выяснить характер трудовых отношений между Давлетовой и Бюро переводов. Выясняется, что договор был нетрудовой. В итоге это превращается в спор, и суд делает замечание свидетельнице и подсудимой за ненадлежащее поведение в зале суда.
Прокурор просит отложить заседание, истребовав таблицы, которых не хватает в материалах дела и о которых говорила свидетельница. Судья удовлетворяет ходатайство и назначает новую дату заседания».
