О деле: Александру Юрьевну Скочиленко обвиняют в «дискредитации ВС РФ» в соответствии с п. «д», ч. 2 ст. 207.3 УК РФ. Скочиленко грозит до 10 лет лишения свободы за то, что 31 марта она заменила ценники в магазине «Перекресток» на листовки с информацией из новостных лент о действиях российских военных в Мариуполе.
Дело рассматривает Василеостровский районный суд Санкт-Петербурга, судья – Оксана Васильевна Демяшева.
На сайте суда неверно указан 6 зал заседания, тогда как по факту оно состоялось в 7-ом.
До начала заседания слушатели с разрешения заместителя председателя суда занесли в зал две дополнительные скамейки, однако судебные приставы под предлогом недостаточной вместимости все равно не допустили всех желающих, хотя в действительности еще оставалось несколько свободных мест. Всего явились не менее 50 человек, в зал через образовавшуюся толпу на входе сумели прорваться около 35 представителей СМИ и слушателей.
Состав участников остается прежним: Скочиленко, адвокаты Новолодский Ю. М., Неповиннова Я. А., Герасимов Д. Г., защитник наряду с адвокатами Кислякова М. В., гособвинитель – заместитель прокурора Василеостровского района СПб Гладышев А.Ю.
Судья Демяшева удалила одного из журналистов за фотографирование подсудимой до заседания, в дальнейшем удаляет еще одного представителя СМИ в ходе процесса, решив, что тот осуществлял видеосъемку – журналист это отрицал.
Обсуждают поступившие ходатайства о разрешении фото-, видеосъемки судебного разбирательства.
Скочиленко считает, что «ходатайства безусловно подлежат удовлетворению, процесс широко освещается в России, приходит все больше журналистов и слушателей, многие из которых стоят за пределами зала, люди хотят знать, убедиться, что процесс честный и справедливый, нельзя говорить об обеспечении принципа гласности в полном объеме, когда не все люди даже поместились в зале». Если ходатайства по каким-то причинам не будут удовлетворены, просит разрешить видеосъемку хотя бы последнего слова.
Защитники поддерживают позицию Скочиленко, адвокат Герасимов указывает, что процесс «без преувеличения исторический, поэтому должна быть разрешена видеосъемка, что касается информации об участниках процесса, то видеосъемка никак не может помешать, все участники процесса и так давно всем известны».
Гособвинитель полагает принцип гласности соблюденным в полном объеме, т. к. присутствуют слушатели, ведется аудиозапись заседания:
– Против фото-, видеосъемки я возражаю, поскольку это будет мешать ходу процесса.
Судья Демяшева оставляет ходатайства без удовлетворения, повторив доводы гособвинителя, и объявляет прения продолженными, предоставив слово Скочиленко.
Новолодский возражает:
– Есть прямое указание закона, что сторона защиты сама определяет порядок своих прений, но не в Василеостровском суде, похоже.
Судья Демяшева ссылается на ст. 292 УПК РФ, где сказано, что последовательность выступлений участников прений сторон устанавливает суд.
– Поскольку суд устанавливает порядок выступления участников в прениях, возможность выступить в прениях предоставляется Скочиленко.
Новолодский:
– Нам нужно посовещаться, потому что, ваша честь, вы просто поломали то, что мы хотим порядок установить. Надеюсь, защита будет определять порядок, как выступать будут защитники, или тоже вы?
Новолодский заявляет ходатайство, «как любите, чтобы все было сформулировано, я постараюсь». Сторона защиты определила, что очередность выступления в прениях будет следующей: Новолодский, Неповиннова, Кислякова, Герасимов. «Поэтому ломать это, ну вы можете попробовать – посмотрим, что получится». Просит изменить порядок прений в соответствии с изложенной последовательностью, тем более что «при нашем порядке Скочиленко будет иметь возможность опираться на профессиональные суждения своих защитников, ваш порядок ее этого удовольствия лишает».
Остальные защитники разделяют позицию Новолодского, Неповиннова подтверждает, что защита уже определила порядок прений, просили бы его удовлетворить, после защитников выступит Скочиленко со своими прениями. «Это действительно последовательно, логично и согласованно».
Скочиленко полагает необходимым удовлетворение предложенного защитой порядка прений, т. к. ее доля в них довольно скромная и небольшая, поскольку профессиональным адвокатом, юридически подкованным человеком она не является, ей необходимо опираться на сказанное защитниками. «Эта позиция согласована, это часть нашей стратегии защиты, которая очень долго, планомерно прорабатывалась, и нам необходимо, чтобы дело обстояло таким образом, поэтому, мне кажется, ничего сильно не поменяется, если я выступлю все-таки в конце».
Гособвинитель cоглашается, что с учетом требований уголовно-процессуального закона суд устанавливает «порядок тех лиц, которые преются», при этом сторона обвинения в настоящих прениях уже «отпрелась» и не возражает, чтобы подсудимая «прелась» после защитников.
«Несмотря на пояснения стороны защиты», судья снова предоставляет слово Скочиленко, т. к. «у нас нормы УПК предусматривают: устанавливает порядок суд во время ведения судебных прений».
Новолодский возражает на действия председательствующей:
– Казалось, что за несколько лет работы в качестве судьи можно понимать тексты написанных законов. Статья 292, на которую ошибочно сослалась судья, в ч. 1 имеет такое содержание: Прения состоят из речей обвинителя и защитника, потому что прения — это категория профессиональная, подводится итог. Поэтому вот это первое предложение ст. 292 вы исказили ровно до наоборот, но, я думаю, для нашего дела чем хуже поведение председательствующего, чем в большей степени оно не соответствует смыслам УПК, тем в конечном итоге лучше. При отсутствии защитника в прениях участвует подсудимый. Кто сказал, что подсудимая будет участвовать? При отсутствии защитников участвует подсудимый — тоже очень сложное к пониманию предложение. Последовательность выступления участников в прениях определяется судом, но это в том случае, когда уже состоялись речи обвинителя и защитника. И публично я дам совет своей подзащитной Скочиленко не выступать в прениях и мотивировать это следующим образом, что выступать эффективно я могу только в том случае, когда я услышу доводы профессиональных защитников. Поэтому потом придет время – вы попросите, чтобы вам дали возможность тоже высказать какие-то суждения в русле прений. Если вам откажут, это будет лучший подарок от председательствующего вам. Заявите, что вы отказываетесь, поскольку это не соответствует УПК.
Cкочиленко:
– Ваша честь, я поступлю соответственно совету моего очень опытного защитника, поэтому на данном этапе я отказываюсь выступать в прениях, тем не менее впоследствии я бы хотела это сделать.
Поскольку «Скочиленко не воспользовалась возможностью выступить в судебных прениях», слово предоставляют адвокату Неповинновой.
Новолодский возражает на действия суда, указывая, что сторона самостоятельно определяет последовательность выступлений, когда несколько защитников:
– Основания – разъяснения Пленума Верховного Суда для тех, кто не умеет правильно ориентироваться в текстах законов. Если вы переставите это все так, как вам вздумается, вы нарушите линию защиты.
Суд:
– Сторона защиты, вы готовы сегодня к прениям?
Неповиннова отвечает, что готовы, но у них коллективная защита, и прения состоят из выступлений 3 защитников:
– Мы определяем порядок: кто начинает, кто заканичивает и т. д.
Суд:
– Если вы не готовы, и вам необходимо посовещаться, в судебном заседании может быть объявлен перерыв для того, что согласовать позицию.
Неповиннова:
– У нас позиция согласована, мы не понимаем, зачем создавать конфликт на ровном месте и нарушать права защиты и нашего доверителя на выступления в прениях. Еще раз повторяю, что первым будет выступать адвокат Новолодский, затем адвокат Неповиннова, затем защитник Кислякова и далее адвокат Герасимов. Это порядок, который определила защита для эффективного выступления в прениях
Суд объявляет перерыв, чтобы «позиция защиты была согласована по выступлениям в прениях».
Заседание возобновляют спустя 11 минут, адвокат Герасимов заявляет ходатайство о проведении прений в предложенном защитой порядке выступлений, иной порядок может нарушить последовательность исследования обстоятельств и право на защиту.
Неповиннова и Кислякова поддерживают доводы ходатайства, Новолодский заявляет, что «никакого смысла мы не видим, кроме как попытки злоупотребить правом судьи определять порядок судебных прений». Обращает внимание, что сначала слово было предоставлено Скочиленко, хотя в законе первыми выступают защитники, а подсудимый вправе ходатайствовать об участии в прениях. «Никакого ходатайства не было, и ваше своеволие вообще разбилось об закон, но я думаю, это вас не очень интересует».
Суд:
– Адвокат Новолодский, по поводу «вправе ходатайствовать» где вы прочитали в статье 292-ой?
– Пожалуйста, статья 292: «Подсудимый вправе ходатайствовать об участии в прениях», его участие необязательно, а вы с лету предоставили ей слово…
– Сошлитесь, пожалуйста, статья 292, часть какая?
– Часть 2, последние строки. Не дочитали, должно быть.
– Дочитали, но тут еще есть часть 3. Дальше.
Скочиленко присоединяется к позиции защитников, поскольку «защита коллективная и комплексная, стратегия и защитительные речи очень долго готовились, представьте: взять и перемешать абзацы, поставить из конечного в начало, из середины еще там в конец, т. е. что это будет, насколько будет понятен такой текст? Защитники подготовили такие речи, что они составляют цельный текст, это безумно важно, ничего страшного из-за того, что мы будем представлять свои речи в том порядке, в котором мы их продумали, не произойдет».
Гособвинитель полагает, что предоставление слово Скочиленко не нарушило ее процессуальные права, т. к. действительно подсудимый может ходатайствовать, однако и суд вправе предоставить такое право. Против удовлетворения ходатайства защиты принципиальных возражений нет, вместе с тем в случае его неудовлетворения требования уголовно-процессуального закона нарушены не будут, поскольку суд устанавливает очередность прений.
«С учетом пояснений стороны защиты о том, что выступления в прениях последовательны, каждый защитник отвечает за часть его прений», судья удовлетворяет ходатайство, утвердив предложенный порядок выступлений в прениях.
Новолодский заявляет, что соблюдение порядка, избранного стороной защиты, – это прежде всего в интересах правосудия, это даст возможность более глубоко проанализировать все те сведения, которые по закону должен оценить председательствующий, «поэтому слава Всевышнему за то, что он вразумил вас и вы отменили свое решение…»
Новолодский выступает в прениях. Спустя некоторое время просит перерыв хотя бы на 10 минут для возможности передохнуть («говорить речь больше часа – это непросто»), Скочиленко присоединяется, т. к. ей надо в уборную и попить воды, гособвинитель не возражает, однако суд отказывает, т. к. прошел всего час, ходатайство заявлено преждевременно, однако в дальнейшем удовлетворяет аналогичное ходатайство спустя еще 40 минут перед выступлением второго защитника.
Новолодский:
– В обвинительном заключении написано: «Под видом достоверных сообщений распространила» и т. д., но не указано, что имеет в виду обвинитель, какой вид достоверных сообщений придала Скочиленко вот этим бумажкам соответствующими текстами. Между прочим, «под видом достоверных сообщений» – это те слова, которые юридически отличают уголовное деяние от административного. А просто указать в обвинительном заключении: «Под видом достоверных сообщений» – это примерно то же самое, что написать: «Совершено убийство с особой жестокостью», но при этом совершенно не указать, в чем заключается особая жестокость. Никакого вида достоверных сообщений своему посылу она не пыталась даже придать. И вы же не будете спорить, что не она была автором этого. На каждом из ценников имеется эпистола, лингвистический повтор: «Остановите боевые действия». Сегодня эти фразы звучат на всех континентах, на всех саммитах, в которых участвуют и российские государственные деятели. Звучит именно так. Остановите боевые действия, приступайте к обсуждению вопроса о мире, о перемирии и т. д. Неужели все эти тысячи людей, тысячи политиков, они преступники? А теперь как же с этим поступила обвинительная власть? Они, описывая, забыли описать эту эпистолу, т. е. забыли описать самое главное из того, что есть на всех этих ценниках. Это сознательные действия против истины. Неужели следователь не знает, что при исследовании вещественных доказательств, допустим, ножа или топора, которым совершено убийство, каждая царапинка должна быть отражена в протоколе осмотра? А когда речь идет о текстах, можно ли выкинуть при осмотре вещдоков самое главное – эпистолы на каждом из ценников? Оказывается, эту главную мысль можно упразднить легким движением неправедной руки следователя. Показания военнослужащих можно было представить только в том случае, если бы суд не понимал, что такое уголовно-правовое доказательство. А он все-таки понимает, что вот эти сведения, сообщенные тремя или четырьмя военнослужащими, не являются доказательством субъективной стороны вменяемого преступления. Верить экспертизе обвинения нельзя, поскольку это псевдодоказательство. Эксперт – это лицо, обладающее специальными знаниями и назначенное в порядке, установленном УПК, для производства судебной экспертизы и дачи заключения. Указанное положение не соблюдено в пресловутой экспертизе. Эксперт должен быть назначен следователем. Обратите свой взор на эксперта Сафонову. Мы тщательно пытались установить, кто же ее назначил экспертом по этому делу. Эта милая женщина, она стеснялась, что-то пыталась как-то выкрутиться. И ответ ее был простой: начальство назначило. А порядок, который установлен в УПК, не приемлет никакого начальства, кроме следователя. Следователь назначил лингвистическую экспертизу. Но есть некоторые странности и в этом постановлении. Зачем писать эксперту, что он уже что-то установил? Следствие еще не закончилось, а он уже пишет странные вещи, которые следователь, кое-что понимающий в своей работе, не должен бы писать в постановлении. «В ходе предварительного следствия установлено, что Скочиленко, действуя умышленно, с целью публичного распространения заведомо ложной информации об использовании ВС по мотивам политической вражды». При этом никаких доказательств по части политической вражды, которые следователь якобы добыл и транслирует эксперту, не было, следственные действия, которые могли бы установить такой мотив, до 12.05.2022 г. не проводились. Тогда спрашивается, зачем, ну, может быть, это вульгарно будет, вешаете лапшу экспертам на уши, говоря о том, что вы все уже установили, и мотивы политической вражды тоже? Неужели всерьез можно довериться обвинительной власти, которая, назначая экспертизу, уже заранее подсказывает, чего она хочет от этого заключения? Это категорически нельзя делать, если правильно понимать смыслы уголовного судопроизводства. Можно ли считать такую экспертизу допустимым доказательством по уголовному делу? Ответ защиты – категорически нет. Понятно, что в экспертизе делала Гришанина. Она худо-бедно имеет кандидатскую диссертацию по лингвистике. Однако допрошенные специалисты в один голос говорили, что уровень лингвистических знаний у госпожи Гришаниной явно недостаточен, тем более что она не училась на лингвиста. В 2005 году защитила кандидатскую диссертацию «Психологизм как методологический компонент журналистского творчества» на кафедре современной периодической печати, что тоже показательно, не в аудитории ученых-лингвистов, а на кафедре современной периодической печати СПБГУ. Какое это имеет отношение к базовым знаниям лингвистов? Вот поэтому все лингвисты с классическим образованием подчеркивали, что это уровень средней школы. Даже этого уровня Гришанина не имела, к сожалению. Сафоновой вообще нет в постановлении о назначении экспертизы. Вот, если мы изучим постановление о назначении экспертизы, мы увидим, что ни в каких политологических знаниях у следователя потребности не было. Сафонова сама, с помощью Попова [руководителя экспертного центра], влезла в экспертную группу. Вот такое бывает. Я бы еще не поверил, но такое бывает. Экспертиза была проведена с нарушением всех без исключения правил, регулирующих проведение экспертизы. Это заключение носит антинаучный характер, поэтому указанные, с позволения сказать, эксперты, так жалко выглядели в ходе допроса специалистами, которые были на порядок выше их. Прокурор попытался отмахнуться от альтернативной экспертизы очень просто: «А, это заказуха», тем самым оскорбив несколько человек, защиту и суд, потому что он обязан был исследовать доказательства стороны защиты. Ну, можно ли доверять такому гособвинителю, который так просто, как ему показалось, расправляется с фактами, представленными защитой? Следственная власть стремилась придать показаниям Николаева некую доказательственную силу. Им очень хотелось, чтобы он подтвердил, что говорил со Скочиленко про случай в Казани до того, как она пошла расклеивать ценники. Однако ошеломляющая новость в том, что сообщение о случае в Казани появилось в 10:04 03.04.2022 г. И все, что здесь, вся городьба, которую городили следователи, она просто завалилась под легким дуновением факта. Это означает, что все усилия по попытке втюхать вот эти показания в уста Николаева, они просто завалились от одного единственного факта, от которого никуда не деться. В суде Николаев говорит правду: возможно, волновался, и следователь не вполне точно записал, а также что не видел ценников и не представлял их конкретное содержание. «Я в новостях увидел новость о том, что казанских активистов поймали и оштрафовали, и там я увидел фотографии этих ценников, а что было конкретно в ценниках Саши, я мог только догадываться». Никакие догадки не могут служить доказательствами по уголовному делу, тем более если опровергаются фактами. Нельзя даже найти, на какие сведения ссылалась эксперт, говоря: «Cведения ложные, мотивы вот такие». А на что она ссылалась? На некие официальные источники. И здесь красной нитью по нашему делу проходит мысль: ссылаться надо токмо на официальные источники. Она вот ссылалась на источники, которые признаны иноагентами. Вопрос: а что, разве в СМИ, признанных, как их там называют, иноагентами, не бывает правдивых сведений? Читающие такие СМИ имеют большее к ним доверие, чем к официальным данным, что каждый снаряд из заработанных на ваши кровные денежки точно убивает либо тигра, либо пантеру, либо Абрамса. У меня, в отличие от Скочиленко, дома есть телевизор. И я этот телевизор смотрю, чтобы убедиться, сколь велики воины наши. Они не только гибнут там, а там они уничтожают как снаряд, так Абрамс. В официальных СМИ иногда появляется такая глупость, вред от которой бывает в разы больше, чем от каких-то там жалких «Бумаг», «Медуз» и т. д. Но это будем разбираться со своими идиотами, когда обстановка нормализуется, а прежде всего надо прислушаться к тысячам и тысячам деятелей мировых, которые говорят одно и то же: «Остановите боевые действия». Прошло более года с момента начала СВО, и сегодня тысячи политиков и просто честных людей во всем мире повторяют эпистолу Скочиленко: «Остановите боевые действия». Израильско-Палестинский конфликт. «Остановите боевые действия». Миллионы людей выходят на улицы городов мира и требуют этого, но их не сажают в тюрьму. Ну, наверное, потому, что у них несколько иная система правосудия. Я хочу верить в правосудие. Я всю жизнь посвятил справедливому правосудию. И мне хочется верить в то, что рано или поздно справедливое правосудие восторжествует. И хотелось бы, чтобы этот процесс начался с дела Скочиленко. Справедливость в данном случае будет выражаться в том, что ни одна из вот этих липовых наработок стороны обвинения не будет положена вами в обвинительный приговор. Да и вообще по делу единственным возможным итогом будет вынесение оправдательного приговора. Я выражаю уверенность в том, что это случится обязательно, по-другому не может быть. Потому что мы – сообщество людей, у нас есть составляющая такая, совесть. О совести говорится даже в уголовно-процессуальном законе. Я думаю, не буду сейчас цитировать по части совести, если вы не знаете эту норму. Я просто рекомендую, как войдете в совещательный кабинет, откройте этот закон, почитайте вот это предложение о совести, и все у вас получится. Удачи вам, ваша честь.
Слово в прениях предоставляется адвокату Неповинновой:
– Ст. 207.3 УК РФ несостоятельна, нелогична, ее правоприменение ограничивает граждан России в правах на свободу слова, мысли и убеждений, мы стали свидетелями жестоких приговоров, пыток и уголовных дел по этой статье. В тексте обвинительного заключения в нарушение пп. 3-5 ч. 1 ст. 229 УПК РФ отсутствуют указания на то, какие именно высказывания из спорных текстов, по мнению обвинения, являются заведомо ложными сведениями; что подтверждает заведомость ложности сведений; в чем именно выразились политическая ненависть и вражда; какие доказательства подтверждают мотивы политической ненависти и вражды. Скочиленко неоднократно указывала на непонятность сути и содержания обвинения, прося гособвинителя разъяснить: в чем именно выразилась политическая ненависть к политическим личностям или общностям? Однако ни разъяснений, ни уточнений обвинения не последовало, гособвинитель лишь сказала, что «это не моя задача, в деле есть профессиональные защитники, их умственных стараний должно хватить для осознания». Обвинительное заключение, по мнению защиты, составлено с существенными нарушениями требований пп. 3-5 ч. 1 ст. 220 УПК РФ, пп. 1.2 ч. 1 ст. 73 УПК РФ и правовых позиций высших судебных органов России, поскольку из него невозможно установить и конкретизировать объем обвинения, определить доказательства квалифицирующих признаков. Допущенные органами предварительного следствия нарушения норм УПК лишают Скочиленко возможности знать, в чем конкретно она обвиняется, какие доказательства устанавливают ее вину, что нарушает ее право на защиту от предъявленного обвинения и не может быть устранено при рассмотрении уголовного дела. Обвинение представило контент из мобильного телефона Скочиленко как доказательство обвинения, но он является доказательством защиты, указывающим на ее истинные чувства и намерения. [Цитирует фрагменты переписки Скочиленко со знакомыми из Украины] Это чувства, эмоции людей, которые находились в этот период в Украине и видели эти смерти и боевые действия в отношении себя, своих близких и просто соседей. Это не фейк, это настоящие переписки Александры с друзьями. Согласно заметкам в телефоне Скочиленко, цель ее поступка заключалась в том, чтобы приблизить прекращение боевых действий, в том числе призывая к этому других. Цитата: «Мне пришла в голову идея – а что, если незаметно оставлять мирные открытки на полках в магазинах под продуктами? Ведь есть еще очень много людей, которые не знают о том, какое чудо – человеческая жизнь, насколько она прекрасна и дорога, и что насилие – это не решение проблем. Может быть, мы находимся с этими людьми в разных «информационных пузырях» – ведь мы читаем разные новости, посещаем разные мероприятия, слушаем разную музыку, но скорее всего ходим в одни и те же магазины. Магазин – это сегодня место, где и самый твердолобый задумается о ситуации в мире. Язык ценника понятен сегодня каждому. Вся агитация предельно мирная и поддерживающая». Это очередной пример целей и задач Скочиленко при распространении той или иной информации. Здесь указание на магазины, ценники, на то, что вся агитация предельно мирная и поддерживающая. Про чудо человеческой жизни, про миролюбивые открытки. О какой политической ненависти и вражде идет речь? Ее просто нет. Скочиленко – человек с выраженными лидерскими качествами, для нее значима собственная социальная позиция, она обладает повышенной чувствительностью и ранимостью, неспособна остаться безучастной к чужому горю. Информация, полученная из общения с друзьями и детьми из Украины, которые были в ее глазах реальными очевидцами комментируемых ими событий и с которыми она была знакома лично, не вызывала у нее сомнений в достоверности сообщаемых ей сведений. К аналогичным выводам пришли и специалисты, составившие комплексное психолого-лингвистическое и политологическое заключение от 19.10.2023 г. – специалист-психолог В. В. Константинова, специалист-политолог Д. В. Гончаров, доктор политических наук, специалист-лингвист И. В. Жарков, кандидат филологических наук, стаж экспертной и научной деятельности более 35 лет. Гособвинитель, пытаясь хоть как-то защититься от провала, критиковал специалистов защиты, которые якобы заинтересованы в исходе дела и т. д., но не представил ни одного доказательства или какого-либо аргумента. При этом у обвинения есть лишь одна экспертиза, которая абсолютно недопустима и несостоятельна, была реально разбита в пух и прах заключениями 6 специалистов, обладающих большей квалификацией, чем эксперты обвинения. А так как вина Скочиленко не доказана, и отсутствует субъективная сторона преступления, ее необходимо оправдать. Это единственно верное решение, по совести и закону, как того велит ст. 17 УПК РФ.
Неповиннова анализирует каждый из вменяемых текстов, приходя к выводам об отсутствии в них признаков заведомой ложности и иных элементов состава предполагаемого преступления. «Российская армия разбомбила худ. школу в Мариуполе. Около 400 человек прятались в ней от обстрелов» – не опровергнуто Минобороной РФ, подтверждено множеством других источников, в том числе знакомой Скочиленко с Украины, проверить достоверность крайне сложно, Минобороны РФ отказалась предоставить соответствующие сведения на запрос защиты.
Неповиннова обращает внимание, что каждая записка – это не более, чем мнение. Записка про «ложь» является мнением, отсутствуют упоминания ВС РФ, нигде эта информация не опровергается, подтверждается неприобщенными доказательствами защиты. «Мой прадед участвовал в Великой Отечественной 4 года…» – мнение и субъективная оценка, упоминаний о ВС РФ нет, опровержений не имеется. «Остановите [РОСКОМНАДЗОР]! В первые три дня погибли…» – опровергалось Минобороной РФ, подтверждалось Минобороной Украины и сотней СМИ, которым доверяла Скочиленко, Минобороны РФ сослалась на гостайну, отказавшись предоставить сведения по запросу защиты. «Российских срочников отправляют в Украину. Цена этой войны – жизни наших детей» – подтверждается Минобороной РФ и другими источниками.
– Более того, оценка ложности или правдивости высказываний Скочиленко, автором которых она, между прочим, не является, основанная исключительно на проверке того, противоречат ли указанные утверждения позиции Минобороны, не отвечает принципу свободной оценки доказательств. Подход, согласно которому ту или иную информацию можно признать в судебном порядке несоответствующей действительности лишь на том основании, что она противоречит официальной позиции Минобороны или ведомства конкретного государства, особенно когда исследуемый вопрос лежит в плоскости взаимоотношений нескольких государств, враждебно настроенных по отношению друг к другу, нельзя признать хоть сколько-то обоснованным. Таким образом, стороной обвинения не представлено ни одного доказательства, направленного на доказывание ложности распространенных сведений. Оценка ложности или правдивости высказываний Скочиленко основана исключительно на проверке того, противоречат ли они позиции Минобороны РФ или сведениям на сомнительных сайтах, использованных экспертами обвинения: «Борьба с фейками», «Операция Z» и т. п. Подобный подход не отвечает принципу свободной оценки доказательств и противоречит основополагающим принципам уголовного судопроизводства. Согласно медицинским заключениям и допросам специалистов, Скочиленко страдает комплексом различных болезней, в том имеет числе заболевания психики. По мнению врачей, содержание в местах лишения свободы несовместимо с этим комплексом заболеваний и представляет реальную опасность для жизни Скочиленко. Я знаю Александру с апреля 2022 года, знаю ее близких и родных. Она росла в непростой обстановке, но всегда оставалась человеком. Александра никогда не привлекалась ни к уголовной, ни к административной ответственности. Работала как самозанятая, занималась благотворительностью, имеет ряд наград и положительных характеристик от работодателей и благотворительных центров, имеет высокий статус в обществе, она создатель книги о депрессии, которая используется специалистами для помощи людям с психическими особенностями. Восемь лет, которые запросил государственный обвинитель, – бесчеловечны и не соответствуют логике уголовного закона. По уголовному делу нет потерпевших, нет пострадавших, нет отягчающих обстоятельств, но есть десятки смягчающих, о которых я рассказала ранее. У Александры Скочиленко при вынесении приговора, не связанного с лишением свободы, после освобождения будет жизнь, она сможет поправить свое здоровье и продолжит жить и приносить обществу пользу, продолжит рисовать, писать книги, заботиться о близких, творить, заниматься благотворительностью. Безусловно, то, что произошло с ней, будет уроком на всю жизнь, и не только ей. Но Александра не сделала ничего противоправного, ничего насильственного, она просто хотела мира и прекращения боевых действий. Нельзя за это сажать в тюрьму, нельзя, ваша честь. Нельзя наказывать за инакомыслие и инакочувствие. Нельзя наказывать за объективную критику власти и ее решений. Нельзя наказывать за заблуждение. Нельзя наказывать за недоверие или доверие пропаганде какой-либо страны. Нельзя наказывать Александру Скочиленко. Сторона защиты очень верит и надеется на вашу беспристрастность и объективность при вынесении приговора. А он может быть лишь один – оправдательный. Времена меняются, а наши поступки навсегда остаются в истории, а также на нашей совести. Закончу свое выступление словами моей доверительницы Александры Скочиленко: «Это экзамен на вашу человечность. Вам выпал шанс его сдать». Александру Скочиленко прошу оправдать в связи с отсутствием в ее действиях состава преступления.
После практически всеобщих аплодисментов слушателей выступлению защитника судья распорядилась, чтобы аплодировавшие – без указания кого-то конкретного – покинули зал, затем отдала приставам распоряжение об их удалении, сказав, что выйти должны те, кто «громче всех хлопал». Приставы не проявили особой активности, ограничившись высказыванием устных требований, однако 4 человека – мать адвоката Неповинновой и помощники адвоката Новолодского – согласились покинуть зал, взяв на себя ответственность за наибольшую активность в аплодировании, однако судью это не удовлетворило, и она стала немотивированно требовать, чтобы была удалена вся публика, угрожая, что в противном случае заседание будет отложено и в следующий раз проведено в отсутствие слушателей. Однако приставы так больше ничего и не предприняли, а оставшиеся слушатели не стали покидать зал, в связи с чем судья отказалась проводить заседание, отложив его на следующий день в 14:00, т. к. «зал сорван слушателями». Несколько адвокатов сказали, что не смогут явиться из-за занятости в других процессах, однако судья это проигнорировала, отказавшись согласовать со стороной защиты дату и время следующего слушания.
