24 декабря дело Пригожина к «Эху Москвы» рассмотрели по существу.
Заседание началось с обсуждения явки сторон: в суде присутствовали два представителя истца Пригожина (дальше пишу – истцы), представительница Шендеровича и два представителя «Эха Москвы».
Представительница Шендеровича сообщила, что накануне один из ответчиков, Венедиктов, направил ходатайство об отложении в связи с тем, что не может явиться по состоянию здоровья. Истцы обратили внимание, что обстоятельства ничем не подтверждены, позиция Венедиктова есть в материалах дела, оснований для отложения нет – слушание можно продолжить. Представительница Шендеровича просила ходатайство удовлетворить, ссылаясь на презумпцию добросовестности сторон, предложила прослушать запись выступления Шендеровича, остальное рассмотрение по существу отложить. Суд отказал в отложении, ссылаясь на отсутствие подтверждающих документов; кроме того, проведено уже 4 предварительных заседания.
Представительница Шендеровича просила приобщить к материалам дела часть позиции относительно заключений специалистов, представленных истцом, критиковала заключение Волоскова (всего истец представил три заключения), обращая внимание на сомнительность его документов об образовании. И он, и специалист Кузнецова исследуют фрагмент текста без анализа всей записи, не учитывая жанр речи. Истцы возражают против приобщения доказательств, не заверенных надлежащим образом. Суд приобщает.
ПЕРЕХОДЯТ К РАССМОТРЕНИЮ ДЕЛА ПО СУЩЕСТВУ
Обсуждается вопрос об изменении порядка исследования доказательств – сначала ознакомиться с записью, потом перейти к пояснениям. Представитель «Эха» просит делать паузы в ходе прослушивания, чтобы «обратить внимание на несколько моментов» – истцы возражают, ссылаясь на имеющуюся транскрибацию, которую можно использовать затем для обсуждения. Суд отказывает в ходатайстве.
Запись прослушивают. После прослушивания истцам предлагают дать пояснения.
Представительница Шендеровича просит отложить заседание, ссылаясь на ходатайство Шендеровича, чтобы он мог «дать подробные пояснения лично». Истцы возражают, говорят, что ходатайство заявлено несвоевременно, – «обычно такие ходатайства рассматриваются вначале». Ссылаются на длительность рассмотрения дела – с сентября; Шендерович давал исчерпывающие объяснения, никто не должен подстраиваться под его график.
– Шендерович был в предварительном заседании, когда не было заключений специалистов, сегодня первое основное заседание, поэтому разумные сроки рассмотрения не нарушены, – возражает представительница Шендеровича.
Суд не находит оснований к удовлетворению ходатайства об отложении.
Переходят к пояснениям. Суд напоминает, что сторона ответчика считает высказывания Шендеровича оценочным мнением, – «закон это защищает, если высказывания не носят оскорбительный характер».
ПОЗИЦИЯ ИСТЦА
Далее позиции сторон приводятся в сокращенной форме.
Истцы: наше основное требование – признание сведений недостоверными. Мы оспариваем не слова, а информацию. Ответчики говорили, что непонятно, о ком сказано «убийцы… уголовник» – Шендерович давал личные объяснения 11 октября и пояснил, что под Пригожиным имел в виду истца, то есть умысел касался именно истца. Это не размышления и не предположения, а высказывания в безапелляционной форме, нет никаких маркеров, позволяющих оценить их в качестве мнения, они носят конкретный, персонально адресный характер. Заключения лингвистов подтверждают нашу точку зрения – утверждения носят негативный характер, являются порочащими, эти критерии важны в делах о диффамации. Шендерович не посчитал нужным сообщить, что доводит до аудитории свое мнение, – в противном случае не сложилось бы превратного мнения о его высказываниях.
Истцы говорят о кодексе профессиональной этики журналистов, отмечая, что Шендерович не является журналистом, но кодекс вообще определяет важные нормы корпоративного поведения: необходимо проводить четкое различие между фактами и мнениями и в то же время быть нейтральным. «Цель подобных исков – добиться корректного распространения информации».
Истцы дополняют, почему считают, что СМИ «должны отвечать за слова гостей», – оспариваемые сведения распространены официальным СМИ, которое не должно злоупотреблять свободой слова для распространения недостоверной, порочащей или запрещенной законодательством информации.
– Каким образом Журавлёва должна была понять, что речь идет об истце? – уточняет представитель «Эха Москвы» Ахильгов.
– Там четко сказана фамилия Пригожина. Шендерович сказал сам, что говорил про Пригожина. Как должна – это, наверное, обязанность СМИ.
ПЕРЕДАЧА ДЕЛА ПО ПОДСУДНОСТИ, ХОДАТАЙСТВО ОБ ОТЛОЖЕНИИ
После перерыва представительница Шендеровича заявляет ходатайство об отложении слушания, пока не разрешен вопрос о подсудности (подана частная жалоба).
– Мы слушаем по существу уже два часа, если сторона считает, что всё это незаконно, – это должно было быть сделано в начале заседания. Мы считаем это злоупотреблением, – комментирует представитель истца ходатайство.
Представительница Шендеровича говорит, что истцы искусственно создали подсудность, указав в ответчиках Белогаева, к которому не предъявлены никакие претензии, однако это явилось основанием для проведения слушания в Петербурге.
Суд полагает ходатайство не подлежащим удовлетворению.
Перед тем как давать объяснения, представительница Шендеровича говорит, что один из ответчиков, Рувинский, о причинах неявки которого не было сведений, сообщил, что болен, – он прислал телеграмму.
Судья говорит в ответ, что Рувинский не являлся 4 заседания, сбор доказательств закончен, уже долго слушается дело. Ходатайство об отложении, чтобы дать возможность Рувинскому дать пояснения по делу, отклоняется.
«УБИЙЦЫ» – ОСКОРБИТЕЛЬНО ЭТО ИЛИ НЕТ?
Представительница Шендеровича говорит, что слова Шендеровича не носят оскорбительный характер, в передаче есть гипертема убийств и кто несет за них ответственность, Шендерович затрагивает актуальную резонансную тему. «При диффамационных спорах нельзя вырывать из контекста».
– А можно было без фраз про истца подать актуальную тему? – спрашивает судья.
– 11 октября Шендерович сказал, что «убийцы» употреблено во множественном числе, он говорил о политических элитах, людях, близких к президенту, говорил о группе лиц, у него не было цели затронуть истца, – поясняет представительница Шендеровича.
– В вашем понимании элиту можно называть убийцами, это не оскорбительно?
– Это общественно значимое дело, вот Путин говорил про Немцова, Рыжкова, Милова, которые потом обратились в суд, что они хотят денег и власти, что их от кормушки оторвали. Суд отказал в иске, сказав, что эти слова Путина – обобщенное суждение. Фамилии употреблены в нарицательном значении. Нельзя не отметить схожесть речевого жанра и значимость темы.
– Группа лиц – это освобождает вас от ответственности?
– Мнение по актуальным темам может быть не всегда приятное, есть пункт постановления пленума…
– Он у меня тут лежит. Только если не носит оскорбительный характер.
– Убийца может быть и литературным значением… В отношении публичных личностей другой критерий. Нельзя суждения и мнения воспринимать как факты, не было сказано «я считаю, что Пригожин – убийца».
– А жесткое неприятное мнение имеет все-таки границы?
– Лингвисты указывают, что информация выглядит как негативная, но не является оскорбительной, нет матерных слов. Шендерович не юрист, это не подготовленная речь, это его мнение. Истец воспринимает слова с очень уязвленной обидой, приговоры – пятно на его репутации, но это никуда не денется. «Если неприятно [что назвали уголовником] – опубликуйте информацию о снятии судимости».
– То есть публичный человек должен опровергать, а журналист может высказываться?
– Просто не понимаю, зачем выдергивать из контекста…
Представительница Шендеровича называет запрошенные 5 миллионов исковых беспрецедентной суммой, «пленум обязывает руководствоваться суммами, которые взыскиваются в регионе». Истец не доказал, в чем состоят его моральные страдания, не доказал причиненный ущерб.
Истцы спрашивают, носит ли термин «убийцы» негативный характер, – представительница Шендеровича отказывается отвечать, так как не может говорить за Шендеровича.
– Чем отличается мнение от утверждения?
Представительница Шендеровича цитирует заключение лингвистов:
«Важным лингвистическим признаком является риторический вопрос, “каков общий знаменатель…”. Представляет форму убеждения, убежденного мнения, не реальную действительность, а образ в сознании автора».
– То есть это личное отношение автора к фактам?
– Здесь нет фактов.
– Еще вы апеллировали к конвенции, считаете ли вы, что права абсолютны, и должно ли лицо соблюдать какие-то рамки, или таких рамок нет?
– Естественно, это баланс, никто не знает рамок, они не определены…
– Если фразы не относятся к составу об оскорблении, то они не оскорбительны?
– Специалисты установили, что они не являются оскорбительными. Это личное восприятие истца, гиперболизированное в формулировках его представителей.
– Главный редактор несет ответственность в случаях, прямо определенных законом (экстремизм, терроризм, пропаганда наркотиков). В гражданских спорах главный редактор не может нести ответственность, Рувинский и Венедиктов – ненадлежащие ответчики. Ответственность несет работодатель, – отвечает Ахильгов.
Вторая представительница «Эха» дополняет, снова говоря про квалификацию Волоскова, которая вызывает сомнения. Приводит определение слова «уголовник» из словаря Ушакова – «лицо, совершившее преступление», а Пригожин дважды судим. «Снятие судимости аннулирует последствия, но не делает человека не совершившим преступления».
– Правильно я понимаю, что уголовником можно называть всю жизнь?
– Да. Истец в выгодном ему свете использует значение слова уголовник – «принадлежащий к уголовному сообществу»… Истец требует опубликовать опровержение, удалить материалы и взыскать компенсацию. Мы считаем требование неустойки недопустимым, особенно в таких размерах.
Ахильгов называет сумму исковых требований необоснованной. Рувинский и Венедиктов – не должностные лица и не могут повлиять на размещение опровержения, «Эхо» не может повлиять на Шендеровича – «а если не опровергнем сведения, возникает неустойка».
Истец поддерживает свои требования, говорит, что «предложений о мирном урегулировании не поступало»:
– Фактически сторона ответчика говорит, что считает возможным пожизненно применять клише «уголовник». Мы считаем, что это не так, вопросы криминального прошлого Пригожина не рассматривались в передаче, это было 40 лет назад, он отбыл заслуженное наказание, с него досрочно была снята судимость в связи с его полным исправлением. Мы никому не запрещаем обсуждать факты биографии истца. Если это говорится, рассказать об этом нужно в корректной форме. Ответчик говорит, что ничего оскорбительного нет. Очень дискуссионный вопрос, когда есть бранные слова или нет. Специалист Кузнецова отмечает, что «уголовник» имеет негативную оценочную коннотацию, имеет цель подчеркнуть неполноценность, у ответчика есть цель снизить статус, показать ущербность. Мы считаем, ни один человек не заслуживает такого пожизненного поражения в его неимущественных правах. Нельзя так сообщать информацию. Мы считаем, что ответчик не предоставил сведения о действительности распространенных сведений [по поводу убийцы]. На редактора возлагается обязанность удаления и опровержения информации. В прямом эфире должно прозвучать устное заявление Шендеровича, просим опровергнуть в такой же форме, в какой распространили.
– Истец выдергивает фразы из контекста, – возражает представительница Шендеровича. –Поскольку мы не специалисты, не можем сами определить форму высказывания. Истец не доказал, что это порочащие сведения. Прямо никто не назвал истца убийцей, есть ассоциативный ряд. Суд должен учитывать степень нравственных или физических страданий. Мы полагаем вред недоказанным.
Представители «Эха» делают небольшие высказывания, и суд уходит на вынесение решения.
РЕШЕНИЕ СУДА: ПРИЗНАТЬ СВЕДЕНИЯ ПОРОЧАЩИМИ ЧЕСТЬ И ДОСТОИНСТВО
«Исковые требования удовлетворить в части.
Признать сведения (цитаты) «…Пригожин… – это все убийцы», «Да, это его убийцы», «…уголовник Пригожин…» недостоверными, порочащими честь и достоинство.
Обязать ответчиков: главного редактора Рувинского и «Эхо Москвы» удалить сведения; Шендеровича, Венедиктова, «Эхо» – опровергнуть в течение 14 дней путем трансляции в эфире заявления (приведен текст содержания), обязать Рувинского и «Эхо» опровергнуть сведения путем размещения на сайте резолютивной части решения суда в течение года, обязать Белогаева опровергнуть сведения на сайте, разместив решение суда, взыскать с Шендеровича – 100 тысяч рублей, с «Эха Москвы» – 1 млн рублей, за неисполнение решения – штраф 1 тысяча рублей в день, взыскать с ответчиков расходы на пошлину. В остальной части отказать».
