О деле: Дмитрия Могилевского обвиняют в получении взяток в Психоневрологическом интернате № 9.

Дело рассматривает Красносельский районный суд Санкт-Петербурга, судья – Антон Николаевич Уланов.

Судья сообщает, что от потерпевшей Полевой поступили ходатайства о приобщении нотариально заверенной копии решения мирового судьи и текста выступления в прениях.

Также поступил “рукописный текст” о том, что она согласна на рассмотрение дела без ее участия, подтверждает ранее данные показания. Разрешение ходатайства о приобщении возражений на показания Могилевского и выступления в прениях оставляет на усмотрение суда и прокурора, т. к. не может явиться в суд по уважительной причине. Гражданский иск заявлен в 2020 г. Просит назначить подсудимому строгое наказание, от участия в прениях отказывается, письменная позиция направлена, возможности лично присутствовать нет.

Суд: Это участникам процесса на подумать, к этому вопросу мы вернемся чуть позже.

Гособвинитель Малыгин просит допросить явившихся свидетелей Мазуренко и Савенкову в качестве дополнения к судебному следствию.

Возражений не имеется, суд переходит к их допросу.

Мазуренко Вячеслав Владимирович, работает заместителем руководителя отдела главного управления криминалистики Следственного Комитета РФ (на момент предварительного следствия – старший следователь 1-го Управления по расследованию особо важных дел ГСУ СК РФ по СПб). Иные персональные данные свидетеля суд не уточняет и не спрашивает. Познакомился с Могилевским при расследовании уголовного дела, неприязненных отношений не испытывает, оснований для оговора и карьерного интереса нет.

Гособвинитель: В ходе допроса Могилевский сказал, что ему предлагалась сделка о том, что он сдает своего руководителя, вследствие чего к нему пропадает интерес со стороны органов предварительного расследования. Можете пояснить, было такое?

Мазуренко: Ну, такого, конечно же, не было. Расскажу подробней о предлагаемой сделке. Расследуя уголовное дело по факту смертей в интернате, я выявил несколько новых преступлений по факту получения взяток при закупке белкового питания, неправомерных действий в отношении пациента Смирнова и получения взятки от ИП “Урих”. Дела были возбуждены, в отношении Дмитрия Александровича была избрана мера пресечения и уже когда он находился под стражей в СИЗО, мы с ним общались, ну, я рассказывал, что такое сделка, досудебное соглашение о сотрудничестве. Были основания полагать, что к преступлению, как минимум, по белковому питанию, возможно, причастны иные должностные лица интерната. Соответственно, я рассказывал плюсы-минусы заключения досудебного соглашения о сотрудничестве, ну, разговаривали, общались. Соответственно, это никак не было связано с уголовным преследованием Дмитрия Александровича, потому что дела по факту получения взяток возбуждали непосредственно в отношении него, и утверждение, что я предлагал взамен сделки, чтобы в отношении него пропали претензии, ну, т. е. этого не могло быть, он уже был привлечен к ответственности, была избрана мера пресечения и дело расследовалось для направления.

Гособвинитель: Вы также по делу производили допрос сотрудников учреждения. Можете рассказать, как проходили эти допросы?

Мазуренко: Допросы свидетелей производились либо в моем служебном кабинете, либо в стенах интерната. Я несколько раз приезжал в интернат, чтобы не дергать людей к себе, мы договаривались с руководством, они выделяли кабинет. Всем людям разъяснялись права, обязанности, после этого начинался допрос. Практически все допросы сотрудников интерната осуществлялись с участием защитников, как в дальнейшем стало известно в ходе следствия, их оплатил интернат из денежных средств, которые… Большая разница, т. е. грубо говоря, тратить деньги на защитников и тратить деньги на ремонт трубы – это разные вещи…

Гособвинитель: Не надо в полемику вступать, этот вопрос…

Мазуренко: Да, я понял, извините. Соответственно, практически на всех допросах присутствовали адвокаты, соответственно, если у них были замечания, дополнения, они их вносили. Допрашивал по разным направлениям, старался допросы разделять, допросов было очень много, вообще дело было сложное.

Гособвинитель: Давление на кого-либо оказывалось в ходе указанных допросов?

Мазуренко: Давления никакого не оказывалось.

Гособвинитель: Были ли факты, когда показания за них были напечатаны?

Мазуренко: Чтобы я за людей печатал показания? Нет, таких фактов не было. Люди приходили, рассказывали, я все это вносил в протокол… На самом деле, даже если сравнить там показания заведующих, они все в каких-то частях отличаются, т. е. нет ни одних показаний, которые бы были полностью идентичны.

Гособвинитель: Свидетель Кобец [заведующий отделения] в ходе допроса в судебном следствии пояснил, что его показания были заранее написаны.

Мазуренко: Ну, соответственно, заранее показания никакие не писал. Протокол составлен с его слов, и, если не ошибаюсь, он один из самых скудных, потому что он достаточно мало помнил о каких-то моментах… Ну, я еще удивился, что человек, врач, высшее образование, т. е. лечит детей, а много чего не помнит. Протокол такой достаточно малоинформативный по сравнению с другими заведующими, он полностью не идентичен какому-то другому протоколу.

Вопросы стороны защиты.

Сафронов: Каким образом выявлено преступление по получению взятки от ИП Уриха и когда?

Мазуренко: Расследуя дело по белковому питанию, было выявлено, что Урих является… правильно сказать… ну, оперативной связью Дмитрия Александровича, имелись основания для проведения у него обыска с целью обнаружения предметов, представляющих интерес для следствия. Я не помню, либо после, либо в ходе проведения обыска Урих написал явку с повинной про эпизод по получению взятки. Могу сказать одно, что Урих о данном преступлении сказал инициативно, самостоятельно, у него была возможность общаться с защитником.

Сафронов: Урих здесь давал показания, сказал, что обыск производился в его жилище, и в нем принимал участие спецназ СОБР. Это соответствует действительности?

Мазуренко: Я не помню, в протоколе указано, не указано, но мы сотрудников СОБРа привлекаем, если фигурант не открывает дверь. Если не ошибаюсь, он открыл дверь, мы туда вошли, и СОБР уехал сразу.

Сафронов: Также он сказал, что при начале обыска на него были надеты наручники, и он был положен на пол – соответствует действительности?

Мазуренко: Слушайте, ну, я не помню, обычно там СОБР первым заходит, чтоб там не было каких-то… Они отвечают за безопасность всех участвующих лиц, я просто детально не помню, но обычно они когда заходят, то просят всех лечь, все ложатся, после этого они проверяют, что нет оружия и каких-то вещей, после этого все рассаживаются, начинает составляться протокол, понятые…

Сафронов: Т. е. можно сделать такой вывод, что при вхождении на территорию проживания господина Уриха к нему в целях воспрепятствования возможных каких-то последствий была применена все-таки физическая сила?

Мазуренко: Слушайте, я могу сказать одно, что в протоколе есть личная роспись Уриха, что у него нет замечаний и никаких претензий, никаких телесных повреждений. Я не помню, во время обыска, либо позже приехал адвокат, т. е. он с ним созванивался, поэтому это же социализированный человек…

Сафронов: Все-все-все, спасибо, нет вопросов.

***

Скурту: Вы сказали, что проводили проверку по поводу смертей проживающих в интернате. Можете сказать хотя бы примерное количество умерших человек, по поводу которых проводилась проверка?

Мазуренко: Изначально было, по-моему, четыре смерти с 7 отделения. Я для полноты следствия “поднял” всех умерших за год с этого отделения. Я помню, что мы документы там почти сутки изымали в интернате, я назначил большое количество экспертиз, изымал гистологический материал, медкарты, хотел объективности для проведения экспертизы. И проведя экспертизы по смерти каждого пациента, к сожалению, эксперты сказали, что нет причинно-следственной связи между смертью и…

Скурту, смеясь: К вашему сожалению?

Мазуренко: Хорошо, я хотел установить истину, по мнению экспертов, прямой причинно-следственной связи не было.

Скурту: Можете подтвердить, что в диагнозы всех умерших лиц входила белково-энергетическая недостаточность?

Мазуренко: У большей части.

***

Скурту: И еще, здесь допрошено было очень много сотрудников интерната, и многие из них говорили, что о посещении ресторанов старшим медперсоналом они узнали исключительно от вас.

Мазуренко: Слушайте, я мог в допросе написать, что в ходе следствия установлено посещение ресторанов и вопрос: известно ли что-либо вам об этом? И соответственно, там говорят либо да, либо нет. Т. е. ну, не знали и не знали.

Скурту: Ну, не знали, т. е. узнали от вас.

Мазуренко: Ну, значит, я это в обвинительное заключение и не включал.

***

Могилевский: Вячеслав Владимирович, рад вас видеть в “подполковничьих” погонах, добрый день еще раз. Тут гособвинитель несколько переиначил то, что я заявлял и то, что говорили другие свидетели. Вот вы правильно сказали, что протоколы заведующих, несмотря на практически одинаково поставленные вопросы, они ответами отличаются. У меня единственный вопрос: а почему в протоколах практически всех старших медсестер все ответы и вопросы клишированные? Т. е. ответы у каждой медсестры никоим образом не отличаются, как так могло получиться?

Мазуренко: Теоретически, соответственно, я спрашивал, они отвечали, после этого там была какая-то “болванка”, да, например, с ответом с фамилиями, я там скопировал, вставил. Если там, соответственно, не называл какие-то фамилии, я просто убирал из “болваночки”. Они полностью идентичны 100 % не могут быть. Если есть такой ответ, значит, они так говорили.

Могилевский: Второй момент, свидетель Кобец пояснил, что ему был предоставлен не готовый протокол, он сказал, что перед началом допроса его ознакомили с протоколом допроса Савенковой, так это звучало правильно. Имело ли место такое быть?

Мазуренко: Я могу сказать одно, что протокол Кобца и протокол Савенковой, они отличаются вообще во всем. Теоретически он мог прочитать ее допрос, но я не помню, кто был инициатором. Возможно, ее допрос лежал на столе.

***

Могилевский: Поясните, пожалуйста, Октябрьским районным судом было вынесено постановление о запрете пользования моим имуществом, я указывал вам в процессе следствия и писал ходатайства, что имущество используется, а вы его передали на хранение и пользование постороннему человеку. Можете пояснить ваш ответ, когда вы мне сказали, что “мы помогаем тем, кто помогает нам”, и как так получилось, что невзирая на наложенный судом запрет, Полевая утверждает, что вами было дано разрешение пользоваться данным имуществом, мы это слышали в суде?

Мазуренко: В ходе расследования мне необходимо было принять решение по имуществу. Мною было передано решение передать его Полевой на ответственное хранение, потому что она живет там, в этих домах, соответственно. Машина, насколько я понимаю, стоит на том участке. Полевая предупреждалась об уголовной ответственности за незаконное отчуждение этого имущества… Если вы хотите сказать, был ли я в этом заинтересован – я не был в этом заинтересован, я с Полевой познакомился после знакомства с вами и никогда с ней не общался о вопросах, не связанных с этим уголовным делом.

Могилевский: В постановлении суда было четко написано, что на имущество, подверженное аресту, налагается запрет на его использование. Каким образом тогда Полевая нам в суде постоянно поясняет, ссылаясь на вас, что вы ей разрешили пользоваться данным имуществом?

Мазуренко: Послушайте, я не контролирую исполнение судебного решения. Пользоваться машиной, конечно же, нельзя, по поводу дома я не помню, что там написано, но запретить ей жить в этом доме…

Могилевский: Но суд же запрет наложил на пользование? Или он только на меня распространяется, будучи в СИЗО?

Мазуренко: Слушайте, я вот сейчас вам деталей не скажу.

Суд: По правильности совершения следственных действий мы не допрашиваем данного свидетеля.

***

Мазуренко: Можно последнюю ремарочку? Так бы хотел еще сказать, что вот сфера медицины, она такая, специфическая, и люди на самом деле достаточно часто боятся давать показания. В принципе сложно, чтобы врачи давали какие-то показания, изобличающие своего коллегу. У них это считается в какой-то степени неэтичным, и они боятся за свою дальнейшую карьеру, деятельность, и чтобы их не уволили. Поэтому я не уверен до конца, например, что все допрошенные сотрудники интерната были искренни во всех моментах, но все, что от меня зависело, как от следователя, я делал, задавал максимальное количество вопросов. Причем еще хочу отметить, что Дмитрий Александрович до сих пор является замдиректора интерната и все сотрудники, которые допрашивались, по настоящее время находятся у него в подчинении.

***

Могилевский: В процессе расследования вы опрашивали Ждановых и у вас в материалах дела имеет место быть, что у них изготовлены фальшивые печати, имели место фирмы-однодневки. Открываются факты преступлений, по сути дела, там 159-ая. Почему Жданова не была привлечена по 159-ой по факту мошенничества?

Мазуренко: У меня были все ответы из налоговых о том, что фирмы действующие. Если бы мне хоть один ответ сказал, что фирмы не существует, тогда, соответственно, что-то бы возбудили.

Могилевский: Вы запрашивали налоговую инспекцию о существовании фирмы и наличии кассового оборудования?

Мазуренко: Про кассовое оборудование я не запрашивал, но отсутствие кассового оборудования – это не значит, что совершено мошенничество.

Могилевский: Отсутствие кассового оборудования при наличии чеков – это мошенничество.

Суд: Спасибо, снимается вопрос и ответ.

На этом вопросы заканчиваются, свидетеля освобождают от участия в судебном следствии.

Савенкова Наталья Александровна, 1974 г. р. Нынешнее место работы и должность свидетеля не выясняют. Допрашивают повторно, поскольку ранее не допрашивали относительно эпизода по ст. 286 УК РФ.

Могилевского знает, неприязненных отношений и оснований для оговора нет. Подсудимого описывает крайне положительно, как друга и соратника, коллегу.

Потом случилась рабочая ситуация, ей не давали покоя ни днем, ни ночью, она должна была куда-то бегать, принуждали вписать не те назначения, не те консультации, прессинг был постоянный, но она не смогла переступить через свои принципы, что повлекло ухудшение отношений с Могилевским.

Узнала от врачей – Баранова и Бобоянц – о состоянии больного, который из-за отсуствия ухода начал показывать признаки сепсиса. 

Затем было совещание, на котором отсутствовала свидетельница, но принимали участие Баранов, Бобоянц, Власова (терапевт), Дегтярева и другие. Могилевский всех собрал, поскольку все горело, больной умирал. Смысл собрания заключался в том, чтобы привести в порядок документы, т. к. Могилевский всегда говорил, что в первую очередь думает о том, чтобы не уронить честь учреждения, не прогреметь на город в негативном свете, а потом уж обо всех остальных моментах. Свидетельница на тот момент была отстранена Могилевским от посещения собраний с формулировкой в духе “морально-агрессивное поведение в отношении сотрудников”, на нее была написана “какая-то совершенно нелепая жалоба” в полицию, что она на своих сутках якобы угрожала своим бывшим подчиненным физической расправой в отношении детей медсестры, которая не согласилась свидетельствовать о происходящих событиях уголовного дела. Приезжал участковый, допрашивал ее на предмет инцидента, насколько она готова поджигать дом, резать детей, убивать сотрудницу.

В дальнейшем ее, свидетельницу, вызывал следователь, давал прослушать аудиозапись совещания с обсуждением состояния Смирнова, просил определить принадлежность голосов и прояснить некоторые моменты. Определила, что на аудиозаписи имеется голос Могилевского, исходя из интуиции. Экспертными познаниями в области лингвистики и фоноскопии свидетель не обладает. На аудиозаписи брань была бесконечная о том, что все подставили Могилевского, никто не работал и ничего не делал, а он должен всех теперь спасать, как-то прикрывать, потому что в таком состоянии переводить – это действительно было бы ЧП. Могилевский требовал оформить все так, как будто наблюдался вовремя, приглашались хирурги, обрабатывались пролежни и т. д. Сделать это предполагалось путем внесения записи задним числом. Была просьба оценить по истории болезни целесообразность назначения препаратов, анализы, динамику, своевременность оказания медицинской помощи. Ранее с медицинской документацией по Смирнову не знакомилась, самого Смирнова не осматривала.

Перевод (госпитализацию) больного осуществляет дежурный врач либо заведующие отделениями. В дневное время переводы согласовываются с начмедом (Могилевским), а в ночное, когда администрации нет, эти функции возлагаются на дежурного врача. Однако “была договоренность, что по любому тяжелому вопросу в любое время дня и ночи, Дмитрий Александрович был очень заботливый, разрешал звонить ему и согласовывать, все переводы были, в общем-то, только с его согласия”.

Гособвинитель: Мог ли дежурный врач без согласия госпитализировать?

Савенкова: Я скажу только за себя – я бы не рискнула, потому что в той ситуации, в которой я оказалась одним из изгоев во врачебном составе, это именно из-за того, что я принимала решения сама и потом выслушивала, что больные поступили в критическом состоянии.

Гособвинитель: Претензии к вам были относительно того, что вы проводили госпитализацию без согласования?

Савенкова: Да, конечно, или там “мы его держим до последнего, максимально стараемся сделать, чтоб не афишировать, чтобы не было скандала”, потому что то ли из нашего интерната, то ли из какого-то другого перевели вот такого маловесного пациента, и “Фонтанка” напечатала, что не кормят. Ну, всем же обывателям не объяснишь, что корми, не корми, а он вес не наберет. В инструкции все красиво написано, что да, дежурный врач принимает решение, я вам рассказываю от себя, как ситуация происходила лично со мной, и другие врачи, я думаю, тоже бы не рисковали переводить без согласования. Тот, кто хотел проблем, наверное, тот мог инициативу проявлять.

***

Госовбинитель: Согласно истории болезни, Смирнов поступал в учреждение с пролежнями?

Савенкова: Нет, температуры не было, пролежней не было, кожные покровы чистые. Тут он переводится в хорошем состоянии и через какое-то время, хоп, у него там на затылке кулак помещается, в крестец кулак помешается, пятки все сгнили, ягодицы все сгнили.

Гособвинитель: В случае такого пролежня каковы должны быть действия персонала?

Савенкова: Кричать повсюду, куда можно кричать, и переводить больного.

***

Скурту: Кто вам говорил, Баранов, Бобоянц, о том, что якобы Могилевский говорил о том, что надо что-то дописывать в историю болезни? А вот то, что нужно было дописать, как они вам поясняли, это какие-то ложные сведения или это были какие-то подробности того, что было на самом деле?

Савенкова: Ложные, это был не первый случай, я даже была не удивлена.

Скурту: Товарищ Баранов нам сказал, что вообще-то он просил вырвать один лист и очень подробно расписать, например, его осмотр, просто он был расписан поверхностно. И он говорил, что никакие ложные сведения его не просили внести. Вам что-то об этом известно, можете за Баранова сказать, что там что-то вписано ложное?

Савенкова: За Баранова не могу, я же не стояла у него за спиной. Говорили, что забиралась история, возилась на машине Арасланова к хирургу и она там по фотографиям писала старой датой, что она его смотрела… Она его не видела, написала то, что нужно написать – что пролежни, их нужно обрабатывать, чем лечить.

Скурту: Вы можете сказать, от кого вы это узнали?

Савенкова: Сейчас не вспомню, надо смотреть. Ну, больше 2 лет прошло, я же не могу жить этой ситуацией бесконечно.

***

Скурту: В вашей инструкции заведующего отделением было указание, что вы обязаны согласовывать с Могилевским перевод в стационар?

Савенкова: Конкретно таких фраз не было. Там написано, что я подчиняюсь непосредственно руководителю медицинской службы. Еще раз повторяю: мы всегда должны были согласовывать все переводы с Дмитрием Александровичем в его рабочее время.

Скурту: В документе нормативном это было?

Савенкова: Я затрудняюсь ответить, я уже не помню. У меня сейчас другие нормативные документы.

***

Скурту: Вы несколько раз допустили такую фразу – “даже если бы его перевели, он бы умер”…

Савенкова: На тот момент, когда было заседание, переводить нужно было раньше.

Скурту: А до этого совещания Могилевский каким-то образом препятствовал переводу Смирнова?

Савенкова: Затрудняюсь ответить. Вот насколько я помню, Карамышева с ним обсуждала эти вещи, но какой там результат был – я уже, естественно, не помню.

По ходатайству гособвинения с согласия участников процесса оглашают показания свидетельницы на стадии предварительного следствия.

Протокол допроса Савенковой следователем от 24.10.2019 г.

18.10.2019 г. ей стало известно от Баранова, что в 3 отделении находится пациент со множественными глубокими некротическими пролежнями по фамилии Смирнов, при этом заведующая отделением Карамышева не принимает мер по его госпитализации. Могилевский, а также Арасланов, Карамышева, Харин и Власова обсуждали сложившуюся ситуацию. Могилевский всем сказал, что главное вести историю болезни так, чтобы к учреждению не было претензий со стороны проверяющих органов. Было принято решение внести ложные сведения, что, наверное, было сделано. Сейчас сотрудники 3 отделения не предпринимают мер для его скорейшей госпитализации в соматический стационар, где его еще можно спасти.

Протокол дополнительного допроса от 24.01.2020 г.

16.11.2019 г. принимала участие в осмотре предметов – прослушивании аудиозаписи с совещанием сотрудников интерната от 18.10.2019 г. 

Савенкова делает выводы, что Могилевский был очень огорчен ситуацией, что Смирнову оказана ненадлежащая медицинская помощь, поскольку при переведе в ПНИ-9 у него не имелось пролежней и они стали появляться, когда он проживал на 3 отделении. Сотрудниками 3 отделения не проведена своевременная госпитализация Смирнова, на момент совещания его состояние было уже очень тяжелым, т. к. были пролежни с гнойным некротическим выделяемым, вероятно, начался сепсис. Могилевский переживал, что если госпитализировать Смирнова, то будет скандал в связи с его запущенным состоянием, что приведет к проверке качества оказания медицинской помощи интернатом, виновные понесут ответственность, в частности, он и Карамышева (“что вы можете в целом сказать о целях, которые преследовал Могилевский, исходя из данного совещания?”). Далее Могилевский говорит, что оценка качества медпомощи проводится по медицинским документам, которые будут говорить о том, что Смирнову оказывалась помощь надлежащего качества, но для этого необходимо внести запись, что он осматривался хирургом. Указывает врачам интерната, чтобы они каким-то образом сделали данную запись. Таким образом, Могилевский хотел создать видимость надлежащего ухода за Смирновым, чтобы избежать ответственности за ненадлежащий контроль за врачами, т. е. Могилевский переживал не за состояние Смирнова и о том, как ему помочь, а за то, чтобы к его работе и работе и его подчиненных не было претензий по поводу ненадлежащего качества оказания медпомощи.

Протокол допроса от 26.11.2020 г.

Савенковой демонстрирют историю болезни Смирнова. Изучив ее, поясняет, что осмотр хирургом рекомендован Смирнову при выписке из Кащенко, при этом осмотр произошел в октябре 2019 г., т. е. через 2 месяца с момента рекомендации. 26.08.2019 г. заведующая 3 отделением ПНИ-9 Петрова указала, что состояние Смирнова проявляется выраженными признаками психофизического маразма, в то же время он соматически стабилен, т. е. на момент поступления пролежней у него не было. Отмечает, что в ПНИ-9 ему были назначены нейролептики в достаточно большой дозе, что не соответствует описанному статусу Смирнова. Несмотря на утяжеление его соматического состояния, что отражено в дневниках наблюдения, где указано, что он не может ни сесть, ни перевернуться, больной до момента госпитализации продолжал получать активную антипсихотическую терапию, показаний к которой не имелось. Считает, что Смирнов испытывал сильнейшую боль, т. к. назначенная терапия практически не содержит обезболивающих препаратов. Со слов Бобоянц ей известно, что во время дежурства 19.10.2020 г. и осмотра ею Cмирнова он испытывал сильную физическую боль, стонал, кричал, просил изменить положение тела. С учетом того, что рассечение пораженных участков кожи не производилось, площадь и глубина пролежней увеличивались, гнойные некротические массы также образовывались, в связи с чем болевой синдром усиливался с каждым днем.

Савенкова полностью подтверждает оглашенные показания. 

У стороны защиты возникают дополнительные вопросы в связи с услышанным, на большинство из которых Савенкова отвечает, что комментарии содержания аудиозаписи – это ее мнение и предположение.

Скурту: Вот он все время говорит – “Почему не перевели своевременно”, “Что сделано для перевода в больницу?” Так вот исходя из этих вопросов, откуда следует, что он руководитель перевода, если он предъявляет претензии врачам? Он же не спрашивает, почему вы, там, не пришли ко мне?

Савенкова: Ну, это, наверное, вопросы к Дмитрию Александровичу, почему он задает вопросы врачам.

Скурту: Так, а вы же интерпретируете его ответы.

Савенкова: Да, это мое мнение, конечно.

***

Скурту: Это ваше предположение, что он дает указание сделать запись задним числом?

Савенкова: Да, конечно, предположение.

Скурту: А возможно, что запись задним числом была сделана по инициативе других врачей?

Савенкова: Можно предположить, почему нет.

После допроса объявляют тридцатиминутный перерыв. 

По возобновлении заседания судья докладывает, что его помощник сделал звонок Полевой в целях определения ее позиции. “Зафиксирована следующая информация: потерпевшая пояснила, что плохо себя чувствует, в заседание не придет, не просит отложить, все документы, направленные в суд, просит приобщить к материалам дела, просит рассмотреть дело в ее отсутствие, в прениях участвовать не будет и не желает”.

Суд ставит на обсуждение ходатайства Полевой, поступившие в предыдущем и настоящем заседании. Первым рассматривают и удовлетворяют с согласия сторон ходатайство о приобщении нотариально заверенной копии решения мирового судьи о разделе совместно нажитого имущества. Аналогично удовлетворяют ходатайство о приобщении выступления в прениях.

Ходатайство Полевой о приобщении возражений на показания Могилевского с приложением предупреждения о выселении, скриншоты “неких сообщений”, выводы экспертизы на 2 листах, распечатка с “некоего интернет-ресурса” на 18 листах, копия письма следователя Мазуренко, незаверенные копии решения мирового суда и постановления об аресте имущества.

Гособвинитель поддерживает, сторона защиты возражает, суд удовлетворяет ходатайство лишь в части приобщения возражений, отказывая в остальном, поскольку представленные документы не заверены и не соответствуют требованиям УПК.

 Ходатайство Полевой о снятии ареста с имущества. Все сходятся на том, что этот вопрос подлежит разрешению при вынесении приговора, в настоящий момент оснований для отмены ареста нет.

По ходатайству гособвинения оглашают показания свидетеля Бобоянц в связи с ее смертью.

Протокол допроса Эллы Львовны Бобоянц от 07.04.2020 г.

В 2016 г. в ПНИ-9 приехала Жданова и провела презентацию о пользе белкового питания. Через некоторое время Могилевский сообщил сотрудникам интерната, что белковое питание будет закупаться через Жданову. Бобоянц предложила закупать белковое питание за государственный счет, как делается в больнице им. Кащенко, либо как это было в ПНИ-9 при предыдущем директоре. Но Могилевский ответил, что средства на закупку уже определены и что данное питание будет закупаться за личный счет недееспособных проживающих. Могилевский говорил на совещаниях заведующим отделениями, что деньги, которые копятся на счетах недееспособных, порой достигают 500-600 тысяч рублей, а у некоторых доходят и до миллиона. После их смерти денежные средства переходят родственникам, не осуществлявшим уход за данными недееспособными. Тем самым говорил о том, что данные денежные средства нужно тратить, и от этого будет больше пользы. Бобоянц понимала, что у Могилевского есть в этом какая-то корыстная заинтересованность, т. к. он ничего не делал без личного интереса.

Первоначально Бобоянц назначила белковое питание всего нескольким недееспособным, в связи с чем на одном из совещаний Могилевский предъявил претензии ей, а также заведующим отделениями Кобцу и Ярошевичу, тоже назначавшим белковое питание небольшому количеству лиц. Настаивал, что его необходимо назначать как можно большему количеству недееспособных. Когда Могилевский отчитывал ее, Кобца, Ярошевича и других заведующих, он использовал нецензурную брань, говорил, что всех расстреляет и требовал беспрекословного подчинения. В итоге все заведующие вынуждены были подчиняться и назначать белковое питание большому числу недееспособных.

Излагает процедуру назначения белкового питания, согласование закупок, снятия и передачи денежных средств, которая уже многократно описывалась в показаниях большинства других свидетелей. По указанию Могилевского все заведующие писали в историях болезни назначение не конкретного вида белкового питания, а общую формулировку “спец. белковое питание”.

На одном из опекунских советов директор интерната Чистяков спросил, есть ли польза от применения белкового питания. На следующий опекунский совет заведующая 8 отделения Шушкова подготовила отчет, что белковое питание положительно влияет на проживающих, при этом непонятно, откуда она взяла данные сведения, поскольку анализ на белок среди недееспособных не проводился, он был единичным или выборочным. Помнит, что на совещаниях заведующие отделениями стали говорить Могилевскому, что эффективности от данного белкового питания не видят, вес проживающих не растет, ухудшается стул. Могилевский данные высказывания проигнорировал, сказав, что белковое питание будет поставляться и дальше.

Практически после каждой поставки Жданова оплачивала рестораны, Могилевский на совещаниях говорил, что старается для коллектива и требует от нее оплаты данных ресторанов, из чего следует, что она делала это не добровольно, а по принуждению Могилевского. Не ходившим в рестораны сотрудникам ПНИ-9 Могилевский прилюдно предъявлял претензии, критиковал в грубой форме на совещаниях. Со слов сотрудников интерната, сам Могилевский всегда их посещал.

Подводя итог, делает выводы, что приобретение белкового питания занимало очень много времени, при этом видимой эффективности и целесообразности его использования не было. С учетом активного участия Могилевского у всех заведующих сложилось впечатление, что он финансово заинтересован в данных поставках.

Протокол допроса от 07.04.2020 г.

19.10.2019 г. приняла дежурство по интернату. В 09:00 заведующий 11 отделения Харин сообщил ей, что в целом все нормально, но на 3 отделении имеется проживающий Смирнов с большими пролежнями, которого необходимо осмотреть. Также сказал, что лечение он получает, ему дают антибиотики, состояние стабильное, но ближе к тяжелому. Бобоянц позвонила в 3 отделение и спросила у дежурной медсестры, необходимо ли прийти на отделение для осмотра в целях коррекции лечения – та ответила, что приходить не нужно, лечение Смирнов получает, состояние не ухудшается.

Перед уходом (около 22:00) Бобоянц пошла на 3 отделение, чтобы осмотреть Смирнова. Когда она туда зашла, запах гниющего гноя ощущался в коридоре, ведущем в палату, где он проживал. С ней шла дежурная медсестра 3 отделения, также подошел санитар. Находясь в палате Смирнова, они сообщили ей, что все назначения хирурга выполнены, он получает антибиотик и повязки. Сам Смирнов в это время находился в сознании, лежал на боку. По его страдальческому взгляду было видно, что он испытывал сильную физическую боль. На ее (Бобоянц) вопросы Смирнов ничего не отвечал, как она поняла, у него не было на это сил. В области пролежней у Смирнова имелись противопролежневые пластыри и повязки. Бобоянц их снимать не стала, т. к. они были свежие, и если их оторвать, то будут ухудшаться язвы пролежней.

Бобоянц зашла в сестринскую 3 отделения, где ей дали историю болезни Смирнова. Увидела в записях лечащего врача Карамышевой, что Смирнов проконсультирован врачом-хирургом из 3 поликлиники, при этом записи Карамышевой были разными оттенками ручек, а запись о консультации врачом-хирургом вписана мелким текстом между дневниками наблюдений, из чего Бобоянц сделала вывод, что она дописана позднее. Спросила у двух медсестер, почему Смирнова не госпитализировали, ведь его состояние очень тяжелое, нужна хирургическая помощь. Те ответили, что им поступило согласованное с Могилевским указание Карамышевой о запрете госпитализации Смирнова. В итоге Бобоянц сделала неправильную запись об осмотре, написав, что лечение Смирнов получает. На самом деле у нее очень испортилось настроение из-за того, что помочь ему она не могла, т. к. в случае госпитализации Смирнова у нее бы возникли проблемы с Могилевским, которые в конечном итоге могли привести к ее увольнению, т. к. уже имелись случаи, когда другие заведующие не выполняли поставленные задачи Могилевского и через некоторое время увольнялись по его требованию.

На следующий день она передала дежурство по интернату Баранову и рассказала ему о Смирнове. 25.10.2019 г. Смирнов госпитализирован, обстоятельства госпитализации ей неизвестны. В дальнейшем заведующая 3 отделения Петрова сообщила на совещании, что Смирнов умер, но не от пролежней, а из-за того, что съел какую-то подушку. Бобоянц показалось это неправдой, т. к. у Смирнова при осмотре не было никаких сил из-за тяжести пролежней и съесть подушку он просто не мог.

Полагает, что как минимум в период с 19.10.2019 по 25.10.2019 г. Смирнова умышленно не госпитализировали для оказания надлежащей хирургической помощи, которую оказывают больным с некротическими пролежнями. О том, что пролежни гнойно-некротические, свидетельствовал стойкий запах гнили от тела Смирнова. По ее мнению, госпитализация Смирнова не производилась, потому что он был сильно запущен, в таком состоянии его в принципе уже госпитализировать было поздно и нельзя, т. к. могли возникнуть претензии к Карамышевой и Могилевскому за ненадлежащее оказание медицинской помощи.

Далее гособвинитель ходатайствует об оглашении показаний свидетеля Харина в части эпизодов, по которым его не допрашивали в суде. “Я вчера пытался ему, но к сожалению, у него телефон отключен, вызвать его не смог на сегодняшнее заседание”.

Получив согласие подсудимого и защитников, суд удовлетворяет ходатайство гособвинения.

Протокол допроса Артема Васильевича Харина от 31.01.2020 г.

Ответы Харина сводятся к пояснениям своего понимания фрагментов аудиозаписи совещания о ситуации со Смирновым, смысла слов Могилевского и иных участников обсуждения, идентификации их голосов. По форме и содержанию протокол в целом аналогичен ранее оглашенным показаниям Савенковой от 24.01.2020 г. Оглашение занимает около 14 минут.

Также исследуют протокол очной ставки между Могилевским и Полевой, протокол очной ставки между Могилевским и Урихом, копию паспорта Могилевского, сведения об отсутствии судимости, служебную характеристику Могилевского, свидетельство о рождении дочери Могилевского, заключение эксперта, постановления о признании и приобщении вещдоков, протоколы проверки на месте показаний Полевой и Уриха. С разрешения суда и согласия стороны защиты оглашают лишь наименования документов, без исследования их содержания.

Судебное следствие объявляют закрытым, суд переходит к прениям сторон.

ПРЕНИЯ СТОРОН

Гособвинитель полагает, что преступные действия Могилевского правильно квалифицированы органами предварительного следствия, а его вина подтверждена исследованными по делу доказательствами, которые являются относимыми, достоверными и допустимыми. Расценивает показания Могилевского как защитную версию, направленную на избежание уголовной ответственности.

 

В силу как деловых, личных качеств, так и занимаемой должности Могилевский мог способствовать принятию учреждением необходимых решений, связанных с закупкой питания именно у Ждановой на выгодных ему условиях. Из материалов дела усматривается активная роль Могилевского при решении данного вопроса. Также он был инициатором создания врачебной комиссии по назначению проживающим белкового питания, при этом какой-либо заведомой необходимости в ее создании не было. Доводы Могилевского об отсутствии у него корыстных побуждений также несостоятельны, поскольку из показаний Ждановой следует, что он озвучивал ей конкретные условия их взаимодействия, которые подразумевали получение Могилевским определенных выгод. 

О наличии заинтересованности Могилевского в поставках белкового питания свидетельствует тот факт, что питание поставляли по явно завышенным ценам. 

Эпизод по п. в ч. 5 ст. 290 УК РФ подтверждается показаниями свидетеля Уриха, полностью изобличившего преступные действия Могилевского. Так, Урих пояснил, что в 2016 г. принял участие в электронном аукционе по оказанию услуг по стрижке волос, бритью бороды и усов проживающим в ПНИ-9, в результате чего заключил соответствующий контракт. Ответственным от учреждения за исполнение данного контракта назначили Могилевского. Могилевский предложил Уриху не искать сотрудников для выполнения контракта, а пользоваться услугами их предыдущего парикмахера, осуществляя оплату ее труда. Урих ответил согласием. Также Могилевский потребовал откат в размере 30 тысяч рублей за беспроблемное подписание документов, подтверждающих выполнение работ по контракту и оплату. Указанные взятки Урих переводил ему банковскими переводами самостоятельно, а также через своих знакомых. Впоследствии, сознавшись правоохранительным органам, он был освобожден от уголовной ответственности.

Ключевым доказательством преступления по п. в ч. 3 ст. 286 УК РФ является аудиозапись совещания сотрудников ПНИ-9 с Могилевским, произведенная Барановым и представленная правоохранительным органам. В ходе совещания Могилевский узнает от врачей о Смирнове, который находится в учреждении и имеет пролежни с гнойным некротическим выделяемым, однако, имея в распоряжении данную информацию, он ставит вопрос не о скорейшей госпитализации Смирнова, а обсуждает необходимость разработки алгоритма раннего выявления пролежней, проводит анализ меддокументации, обнаруживая, что ее ведут ненадлежащим образом. Согласно материалам дела, госпитализация Смирнова произведена лишь 25.10.2019 г. с подозрением на пневмонию, а в декабре того же года Смирнов скончался. 

По эпизоду, предусмотренному ч. 1 ст. 115 УК РФ, Могилевский вину также не признал, указал, что телесных повреждений Полевой не наносил, они получены вследствие неосторожности. По версии подсудимого, Полевая и его теща одновременно набросились на него после того, как он попытался выключить телевизор, а он, в свою очередь, лишь пытался отстранить их от себя, не стремясь причинить какие-либо повреждения. Полевая, будучи допрошенной, исключала факты своего удара о какие-либо предметы, указывая, что все телесные повреждения являются исключительно следствием действий Могилевского. Аналогичные показания давала и свидетель Туховская – теща.

При назначении наказания следует учесть, что Могилевский является гражданином РФ, имеет высшее образование, холост, работал до задержания замдиректора ПНИ-9, военнообязанный, ранее не судим, на учетах в диспансерах не состоит. Смягчающим обстоятельством являются удовлетворительная и положительная характеристики Могилевского по месту проживания и работы, отягчающих обстоятельств не установлено. Подсудимого обвиняют в совершении двух особо тяжких преступлений и одного тяжкого преступления, направленных против госвласти, а также в преступлении небольшой тяжести против личности.

С учетом общественной опасности совершенных преступлений, конкретных обстоятельств их совершения, а также данных о личности подсудимого, полагает, что ему должно быть назначено наказание в виде лишения свободы с дополнительным наказанием в виде штрафа и лишением права заниматься врачебной деятельностью. Просит признать Могилевского виновным и назначить ему следующее наказание: за совершение преступления по ч. 6 cт. 290 УК РФ – лишение свободы на 12 лет со штрафом в десятикратной сумме взятки 60 млн. 940 тыс. 400 руб. с лишением права заниматься врачебной деятельностью на 5 лет; по п. в ч. 5 ст. 290 УК – лишение свободы на 9 лет со штрафом в семикратной сумме взятки 200 590 тысяч рублей с лишением права заниматься врачебной деятельностью на 3 года; по п. в ч. 3 ст. 286 УК – лишение свободы на 5 лет с лишением права заниматься врачебной деятельностью на 3 года; по ч. 1 ст. 115 УК – исправительные работы на 6 месяцев с удержанием 10 % заработка в доход государства, освободив от отбывания наказания за совершение данного преступления в связи с истечением сроков давности привлечения к уголовной ответственности. По совокупности преступлений, путем частичного сложения наказаний просит окончательно назначить наказание в виде лишения свободы на 18 лет в колонии строгого режима со штрафом в размере 63 млн рублей и лишением права заниматься врачебной деятельностью на 8 лет. Произвести зачет времени содержания Могилевского под стражей с 19.03.2020 г. до дня вступления приговора в законную силу из расчета 1 день содержания под стражей за 1 день отбывания наказания. Гражданский иск Полевой поддерживает в полном объеме. Арест имущества Могилевского просит сохранить до исполнения приговора в части штрафа. Арест на имущество, оставленное по решению суда за Полевой, просит снять.

Следующей в прениях выступает адвокат Скурту. 

Самым тяжким и серьезным является обвинение в получении Могилевским взяток от Ждановой в период август 2016 – декабрь 2017 гг. Спустя 3 года, в конце 2019 г., в правоохранительные органы приходит Жданова и заявляет, что передавала взятки Могилевскому в виде отката в размере 30 % от стоимости контракта, оплаты ресторанов и канцелярии. Могилевский не отрицает посещение ресторанов, однако указывает, что это был маркетинговый ход Ждановой, которая ранее также приглашала в них врачей из других медицинских учреждений. Инициатором была она сама, при этом Могилевский и Чистяков сами оплачивали свои счета в ресторанах.

Вопреки сказанному гособвинителем, Могилевский не являлся инициатором создания комиссии по назначению лечебного питания недееспособным гражданам, т. к. приказ о ее создании подписан исключительно директором Чистяковым. В дальнейшем заключения врачебной комиссии утверждал опекунский совет из 13 человек, а после этого его представляли для согласования в МО “Красное село”.

Как пояснил Могилевский, практика закупки белкового питания существовала в ПНИ-9 до его прихода, и организовывала ее гр. Савенкова, а он лишь продолжил и оптимизировал данный процесс.

Питание поставляли больным, оно им нравилось, процесс был налажен и оптимизирован, но исключительно благодаря личным качествам Могилевского, о которых говорят его подчиненные, а никак не в связи с его должностными обязанностями. В данной сфере ни на подчиненных Могилевского, ни на Жданову не распространяются его надзорные, контрольные, организационно-распорядительные либо организационно-хозяйственные функции, что однозначно делает невозможным квалификацию по ст. 290 УК.

В основу обвинения вразрез позиции Верховного Суда фактически положены показания лишь одного свидетеля – взяткодателя Ждановой. Факты передачи денег Могилевскому не подтверждены ни документально, ни средствами фиксации. Что касается посещения ресторанов, то это также “слова Ждановой против слов Могилевского”. В самом плохом случае данные посещения следует признать неэтичными, но никак не преступными, тем более, что по показаниям многочисленных свидетелей, Могилевский заботился о своих коллегах, старался, чтобы они отдыхали, что характеризует его как хорошего и заботливого руководителя, а не взяточника. Просит Могилевского по обвинению по ч. 6 cт. 290 УК оправдать.

Касательно обвинения по п. в ч. 3 ст. 286 УК РФ наблюдение за проживающими в ПНИ-9 осуществляет медперсонал, ответственность в плане медицинской помощи несут заведующие отделениями и дежурный врач, и они же принимают решение о госпитализации. Могилевский не уполномочен должностной инструкцией на дачу согласия либо указания о госпитализации. Ни в одной из имеющихся судебно-медицинских экспертиз не установлена прямая причинно-следственная связь даже между уходом в ПНИ-9 и смертью Смирнова и “уже тем более между превышением должностных полномочий Могилевским и смертью Смирнова в больнице”, куда он был госпитализирован и умер по истечении месяца. 

Следует критически отнестись к заключению эксперта Расковой, что Могилевский давал указания врачам и проводил некое криминально-конспирологическое совещание. Исследование специалиста Белова, проведенное по инициативе защиты, указывает не недопустимость данного заключения ввиду несоответствия требованиям УПК. Аудиозапись также предоставляли на прослушивание Савенковой, при этом она фактически выполнила роль эксперта, которую ей отвел следователь, что недопустимо. Т. е. эксперт, которая характеризует разговор, не является медиком, а медик, которая характеризует лечение, не является экспертом, т. е. ни тот, ни другой не имеют возможности дать надлежащее заключение.

 Об отсутствии виновности Могилевского говорят два обстоятельства: 1) Не установлено, что он превысил свои полномочия, поскольку нельзя превысить полномочия, которые не входят в круг его должностных обязанностей; 2) Не установлена прямая причинная связь между действиями либо бездействием сотрудников ПНИ-9 по уходу за Смирновым и его смертью. Просит оправдать Могилевского также и по п. в ч. 3 ст. 286 УК РФ.

Далее выступает Сафронов, начиная с обвинения по п. в ч. 5 ст. 290 УК – по эпизоду с ИП “Урих”. В соответствии с должностной инструкцией Могилевского в его обязанности входила деятельность исключительно медицинского характера, не имеющая отношения ни к коммерческим, ни к финансовым вопросам ПНИ-9. Соответственно, возможности управлять и распоряжаться имуществом и чем-либо, что касается материальной составляющей ПНИ-9, у него также не было. Действия, в которых обвиняют Могилевского, не входили в его служебные полномочия. Соответственно, утверждения органов следствия, что Могилевский, будучи должностным лицом, осуществлял какие-либо действия, направленные на получение взятки за какие-либо свои законные или незаконные действия, не получили своего подтверждения.

Контракт между ИП “Урих” и ПНИ-9 от 09.01.2017 г. на сумму 1 млн 661 тыс. 482 руб. предусматривал оказание услуг со стороны Уриха по стрижке волос и бритью усов и бород для проживающих в ПНИ-9. Как установлено в ходе судебного следствия, оказание услуг со стороны Уриха не осуществлялось в полном объеме, т. к. стрижку волос осуществляла сотрудница ПНИ-9 Мельникова по просьбе Уриха и по предложению Могилевского, работу которой ежемесячно оплачивал Урих в сумме 35 тыс. руб. путем перевода на ее карту. Бритье бороды и усов Урих своими силами организовать не смог, в связи с чем повторно обратился с просьбой к Могилевскому о поиске исполнителя для данной работы. По истечении определенного времени Могилевский при помощи Бобоянц организовал данные работы, а именно, Бобоянц, по предварительной договоренности с санитарами ПНИ-9, получила их согласие на осуществление бритья усов и бород проживающих за определенную плату. Данную оплату Бобоянц должна была распределять между ними из денег в сумме 30 тыс. руб., которые Урих ежемесячно переводил на счет Могилевского, а тот передавал эти деньги Бобоянц для произведения расчетов с санитарами. Данный факт подтвердил сам Могилевский при даче показаний в суде. Все это продолжалось на протяжении всего срока контракта и вопрос о каких-либо взятках ни у кого не возникал.

Слово “взятка” возникло по прошествии 2 лет с момента окончания контракта, а именно летом 2020 г. после того, как в отношении самого Уриха провели обыск по его месту жительства в связи с подозрением в совершении корыстного преступления. Именно в этот момент возникло т. н. чистосердечное признание Уриха в даче взятки Могилевскому и последующие показания. Эти т. н. признательные показания, по словам самого Уриха, даны в ходе проведения в отношении него следственных мероприятий с применением наручников, а также с участием спецназа СОБР с проникновением в его жилище, т. е. при применении к нему психологического и физического воздействия. 

Учитывая сомнительный характер полученных показаний, обстоятельства их получения, а также отсутствие каких-либо иных подтверждающих фактов вымогательства Могилевским взятки с Уриха, защита считает показания Уриха данными по принуждению и не соответствующими действительности. Считает, что вина Могилевского по данному эпизоду не доказана, в связи с чем он должен быть оправдан по указанному обвинению в связи с отсутствием в его действиях состава преступления.

Относительно обвинения по ч. 1 ст. 115 УК утверждает, что причиной совершенного преступления явилось провокационное поведение Полевой. Эксперт не смогла дать однозначного ответа по механизму причинения телесного повреждения, указав, что оно могло образоваться как от одного воздействия в область головы, так и от их совокупности. 

Правдивость  показаний Полевой и ее матери Туховской вызывает большие сомнения в связи с тем, что они длительное время испытывали неприязненное отношение к Могилевскому. Физическое воздействие, которое они описывают, было направлено исключительно на прекращение провокационных действий Полевой – видеотрансляции, порочащей Могилевского в глазах его матери. Могилевский пояснил, что мог в попытке отключения видеотрансляции по неосторожности толкнуть Полевую или случайно зацепить ее рукой, в результате чего она могла удариться об стену или иной предмет интерьера, получив сотрясение головного мозга. Также это могло произойти, когда он отталкивал от себя Полевую, которая в продолжение конфликта совместно со своей матерью набросилась на него, причиняя ему телесные повреждения в виде царапин на лице и повреждения левого глаза, но умысла на причинение каких-либо повреждений Полевой у него не было. Учитывая изложенное, защита считает, что в данной ситуации у Могилевского отсутствовал умысел на причинение телесных повреждений Полевой, и они причинены ей по неосторожности, поэтому Могилевский должен быть оправдан в связи с отсутствием состава преступления.

Скурту дополняет сказанное Сафроновым по эпизоду c Урихом. Согласно показаниям Могилевского, он получил от Чистякова приказ в целях оптимизации организовать выполнение госконтракта, т. е. не являлся его инициатором. Во исполнение данного приказа он договаривался с представленным Чистяковым Урихом, что его будет выполнять Мельникова и санитары ПНИ-9, ранее оказывавшие бесплатные услуги, а после заключения контракта Могилевский платил им деньги, полученные на карту от Уриха в размере 5 тысяч рублей на отделение в месяц. 

В инкриминированный период Могилевский имел довольно солидный официальный доход, потратил большую сумму на благотворительность и уж явно не нуждался в 30 тысячах. 

Единственное, с чем может согласиться – что допущены некие нарушения в порядке расчетов при реализации контракта, что Могилевский не совсем правильно вмешался в порядок расчетов, оплаты и т. д., однако им двигала явно не корысть, а желание выполнить контракт и организовать работу, но ничего более, чем дисциплинарного взыскания, он не заслуживает.

 

Могилевский говорит, что находится немножко в шоке от запроса гособвинения. “У меня такое ощущение, что гособвинитель, который длительное время вообще отсутствовал на заседаниях, ничего не слушал и не разбирал документы, и как я ни пытался до него достучаться, ну, видно, к сожалению, это мне не удалось”.

Подсудимый также приводит аргументы в пользу своей невиновности по каждому эпизоду обвинений, и в конце дополняет:

– Я не говорю, что у меня следствие прошло легко и просто, я не говорю, что я доверял следователю, я ему до сих пор не доверяю по одной простой причине: в соответствии с УПК следователь должен установить невиновность лица, в моем случае пытались установить мою виновность. Я, конечно, говорю, что не очень повезло мне со следствием, очень жалею, что мне не очень повезло с Сергеем Сергеичем [гособвинителем]. Он тихий-мирный, но несамостоятельный, понимаете.

Суд объявляет прения оконченными, переходит к заслушиванию последнего слова Могилевского.

Могилевский: Я уже говорил, мне не очень повезло со следствием, но следствие, как родственников, не выбирают. Я надеялся, что Сергей Сергеич будет более самостоятельным, понимаете. Я надеюсь на вашу объективность, потому что мы достаточно долго пробыли в этих помещениях суда и достаточно хорошо провели судебное следствие. Я бы сказал, что судебное следствие проведено более качественно, нежели досудебное. Мы с вами выслушали все, что было сказано, выслушали людей, я могу сказать, что за исключением людей, имеющих явную неприязнь ко мне, ни один человек не указал на мою вину, а даже, наоборот, говорил, что мы тут не виноваты и все прочее. Мне очень обидно, я расстроен, что наше судебное следствие не было воспринято органами гособвинения, т. е., по большому счету, при таком обвинении можно было ничего не слушать, просто выйти на гособвинение, выслушать все это и прийти за приговором. Но я все-таки очень надеюсь, что вы были внимательны, по крайней мере, вы были заинтересованы, погружены в процесс. Я думаю, что с учетом вашего опыта и интеллекта вы сможете разобраться в произошедшем, отделить зерна от плевел, и я остаюсь надеяться на справедливый приговор от вас.

 

Суд удаляется в совещательную комнату для вынесения приговора.