О деле: Александру Юрьевну Скочиленко обвиняют в «дискредитации ВС РФ» в соответствии с п. «д», ч. 2 ст. 207.3 УК РФ. Скочиленко грозит до 10 лет лишения свободы за то, что 31 марта она заменила ценники в магазине “Перекресток” на листовки с информацией о действиях российских военных в Мариуполе из новостных лент.
Дело рассматривает Василеостровский районный суд Санкт-Петербурга, судья — Оксана Васильевна Демяшева.
Несмотря на то, что приставы принесли две дополнительные скамейки перед заседанием, мест на всех желающих все равно не хватило, в связи с чем допустили около 25 слушателей и представителей СМИ, еще примерно столько же вынужденно осталось в коридоре. В ходе заседания без предупреждения удалили слушательницу, т. к. приставу показалось (“есть основания полагать”), что она вела “несанкционированную видеосъемку”.
Доставлена Скочиленко, также участвуют адвокаты Неповиннова Я. А. и Герасимов Д. Г., защитник наряду с адвокатом Кислякова М. В. Произошла замена гособвинителя с Никандровой И. В. на Первакову. В связи с нахождением на больничном не явился адвокат Новолодский Ю. М.
Суд рассматривает поступившие ходатайства слушателей о разрешении фото-, видеосъемки заседания. Скочиленко поддерживает в полном объеме, т. к. процесс гласный, а закрытие заседания провоцирует разнообразные домыслы. Адвокат Неповиннова просит удовлетворить, поскольку фото-, видеосъемка не мешает процессу, обеспечивает гласность, объективно отражает происходящее. Также обращает внимание, что в связи с малой вместимостью зала присутствовать могут не все желающие. Защитники Герасимов и Кислякова присоединяются к коллеге и подзащитной.
Гособвинитель возражает, не усматривая оснований с учетом “характера предъявленного обвинения”, а также того, что в ходе судебного следствия могут быть оглашены документы и допрошены лица, в связи с чем фото-, видеосъемка может привести к разглашению персональных данных свидетелей и иных лиц.
В части фото-, видеосъемки ходатайство оставляют без удовлетворения, т. к. это воспрепятствует нормальному ходу процесса, “о ведении аудиозаписи и присутствии в заседании – в этой части ходатайство удовлетворить, участвующие лица имеют право, возможность осуществлять аудиофиксацию хода судебного разбирательства”.
Неповиннова просит приобщить заявление адвоката Новолодского, что он в связи с больничным не может участвовать в заседании, просит рассмотреть без него, а также заявление Скочиленко об отсутствии возражений относительно проведения сегодняшнего заседания в отсутствие Новолодского.
Все участвующие лица сходятся на возможности приобщения заявленных документов и продолжения рассмотрения, суд удовлетворяет ходатайство. Начинают стадию представления доказательств стороной защиты.
Неповиннова предлагает огласить и приобщить к материалам дела письменную позицию защиты о невиновности Скочиленко, огласить приобщенное заключение специалиста-лингвиста со стороны защиты, допросить явившегося специалиста – врача-кардиолога Хащевскую.
Гособвинитель высказывается против оглашения позиции защиты, т. к. оценка доказательств дается на соответствующей стадии – в прениях сторон, а не в ходе судебного разбирательства, в остальном не возражает.
Судья Демяшева утверждает предложенный порядок исследования доказательств защиты в части оглашения лингвистического заключения и допроса специалиста, отказав в оглашении позиции (“письменных пояснений”) на основании доводов гособвинителя.
Основание производства экспертного исследования – обращение Герасимова. Зачитывают сведения о специалисте: Светлана Викторовна Дуговейко-Должанская, старший преподаватель кафедры русского языка филфака СПбГУ, старший научный сотрудник института прикладной русистики РГПУ им. Герцена, член комиссии по русскому языку при Правительстве РФ…, стаж работы по специальности – 32 года, стаж научной деятельности – 24 года, стаж судебно-экспертной деятельности – 23 года.
Экспертку предупреждают об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. Для производства исследования предоставили материалы настоящего дела, в том числе экспертное заключение Гришаниной и Сафоновой на основании постановления следователя о назначении лингвистической экспертизы от 12.05.2022 г.
Поставленные вопросы:
Исследовательская часть заключения.
Первая фраза, начинающаяся словами “Мой прадед участвовал в ВОВ…”: структурно-тематический, лексико-семантический и семантико-синтаксический анализ показывает, что в тексте нет информации об использовании ВС РФ с целью защиты *далее по тексту статьи*.
Вторая фраза, про “Путин врёт нам…”: содержится суждение, мнение в форме утверждения с негативной оценкой действий президента, однако мнение, в отличие от утверждений о фактах, не может соответствовать или не соответствовать действительности, т. к. отражает не реальную действительность, а ее восприятие человеком, не мир, а его личную картину мира. При этом в тексте не упоминаются действия ВС РФ, таким образом, не содержится информации об использовании ВС РФ с целью *далее по тексту*.
Третья фраза про жертвы среди российских солдат: содержит сведения фактического типа о потерях ВС РФ в течение СВО, проводимой на территории республики Украина. Высказывание не подтверждается официальными сообщениями в отношении количества погибших и раненых российских военнослужащих. Так, согласно обнародованным 25.03.2022 г. официальным данным, в ходе СВО есть потери: погиб 1351 военнослужащий, 3825 получили ранения (брифинг МинОбороны). При этом первые данные о потерях ВС РФ были обнародованы только 02.03.2022 г. Таким образом, автору текста не была и не могла быть известна достоверная информация о погибших в первые три дня СВО, поэтому данное высказывание нельзя квалифицировать как содержащее заведомо ложную информацию, т. е. информацию, ложный характер которой заранее известен говорящему и несомненен для него. Остальная часть высказывания представляет собой риторические конструкции в форме риторического вопроса и восклицания. Стилистические фигуры подобного характера имеют целью усилить эмоциональность высказывания, привлечь внимание читателей, в принципе лишены способности передавать информацию. Из содержания ст. 207.3 УК РФ вытекает, что какая-либо оценка действий ВС не противоречит закону. Таким образом, в тексте нет информации об использовании ВС РФ *далее по тексту*, которую можно было бы квалифицировать как заведомо ложную.
Четвертая фраза про российских срочников: содержит сведения фактического типа об участии в СВО военнослужащих срочной службы, которые действительно представляют собой информацию об использовании ВС РФ за пределами территории РФ. Участие военнослужащих-срочников в СВО не отрицают официальные источники информации. Так, согласно информации из российских СМИ, президент России Владимир Путин распорядился провести проверку и найти виновных в отправке военнослужащих-срочников на Украину для участия в СВО. Об этом заявлял пресс-секретарь Дмитрий Песков, слова которого приводит ТАСС. “В связи с фактами присутствия ряда военнослужащих срочной службы в частях ВС, которые участвуют в проведении СВО на территории Украины, по указанию президента в главную военную прокуратуру направлены материалы для проверки и правовой оценки действий, наказания должностных лиц, ответственных за невыполнение этого указания”. Завершающее высказывание отражает сугубо авторское субъективное мнение, не содержит данных об использовании ВС РФ, а равно об исполнении своих полномочий госорганами РФ. Таким образом, в тексте приводится достоверная информация, содержащая данные об использовании ВС РФ.
Пятая фраза про школу в Мариуполе: содержит сведения фактического типа о событиях на территории г. Мариуполь в рамках СВО. Информацию в высказывании не отрицают официальные СМИ. Пример статьи: “Сотни жителей Мариуполя спасаются от обстрелов в подвалах школы”, размещенная на сайте канала 360tv и отсылающая на публикацию Рен ТВ. В приведенном тексте официальной публикации нет сведений, какие именно войска: ВС РФ или ВСУ производили обстрелы г. Мариуполь, в результате чего жители были вынуждены скрываться в подвалах. Таким образом, фактические данные официальных российских СМИ позволяют признать, что высказывание не может быть однозначно квалифицировано как распространяющее заведомо ложную информацию, содержащее данные об использовании ВС РФ.
Высказываний, потенциально соответствующих речевой стратегии дискредитации в отношении каких-либо актов использования ВС РФ, в рассматриваемых текстах нет.
Ответ на вопрос 3: лингвистических признаков и мотивов политической, идеологической, расовой, национальной и религиозной вражды, либо мотивов ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы в текстах 1-5 нет, поскольку их автор не выражает мнения о наличии у представителей какой-либо группы негативных моральных качеств, отрицательных свойств, пороков, постоянно проявляемых в виде конкретных действий.
Ответ на вопрос 4: текст демонстрирует последовательную подмену понятий, например, эксперты заявляют, что мнение автора высказываний представлено в форме суждений, однако далее подменяют понятие суждения понятием утверждения, что, в частности, и позволяет им сделать не подтвержденный анализом текста вывод. При этом в перечне понятий, использованных в ходе исследования, не обнаруживаются понятий “мнение” и “суждение”, а определение утверждения сводится к дефиниции из толкового словаря, но не опирается на специальные исследования, позволяющие уточнить рамки этого понятия при использовании в лингвистической экспертизе. Эксперты неоднократно жонглируют термином “пропозиция”, определение которого в перечне использованных понятий также отсутствует. “Сведениям, составляющим пропозицию данных высказываний, придан вид достоверных”, “эти три высказывания при реализации отмеченных выше пропозиционных целей становятся приемами пропаганды” и т. д. Вместе с тем, пропозиция – то, что фигурирует в речевом акте и может быть подвергнуто утверждению, сомнению, быть предметом просьбы, приказания, пожелания. Иначе говоря, пропозиция высказывания не может быть декларирована, поскольку ее установление требует специального лингвистического анализа. Также в экспертизе заявляется, что автор указывает на действие российской армии, которое рассматривает как жестокое, насильственное и направленное против мирного населения, однако ни о какой оценке действий российской армии как жестоких и насильственных эти высказывания не свидетельствуют, т. е. анализ текста подменяется голословными утверждениями. Как показано выше, текст “мой прадед участвовал в ВОВ…” невозможно интерпретировать так, как сделали эксперты: “во втором высказывании автор характеризует современную Россию как фашистское государство”. Грамматика, семантика и прагматика высказывания противоречат данному выводу, что позволяет оценить эту интерпретацию как не только основанную на подмене понятий, но и игнорирующую многократно верифицированные методики лингвистической экспертизы. Очевидно, авторы экспертизы не осведомлены о том, разрешение каких именно вопросов входит в компетенцию эксперта. Авторы экспертизы позволяют себе многочисленные заявления типа “информация, приведенная в рассматриваемом высказывании, является ложной”, “исследованные тексты содержат недостоверную негативную информацию”, сопровождая их не вполне уместными замечаниями, что ложные сообщения, фейки – это прием, многократно используемый западными и украинскими СМИ. Иначе говоря, текстовый анализ подменяется голословными утверждениями, основанными на личном мнении авторов экспертизы, что не только выходит далеко за рамки компетенции экспертов, но и свидетельствует об их ангажированности. Свидетельством ангажированности служит также неоднократное вкрапление в текст исследования заявлений типа “в действительности целью СВО явилась защита Донбасса от агрессии киевских властей в целях защиты интересов безопасности РФ”. Такие заявления уместны в пропагандистском, но отнюдь не исследовательском тексте. Наиболее вопиющим свидетельством недостаточной научной обоснованности выводов становятся совершаемые экспертами лингвистические ошибки, свидетельствующие о слабом владении даже знаниями школьной программы по русскому языку. Эксперты допускают неоднократные нарушения норм русского языка, а также требований качества речи и логичности. “Автор ценников не указывает на свою принадлежность к тем источникам, которые…”. Автор не может принадлежать к источникам. “В ходе исследования выявлено, что все тексты имеют коммуникативную цель”. Никаких специальных исследований для установления этого факта не требуется, поскольку коммуникативную цель имеет любое высказывание: говорящий всегда хочет достичь своим высказыванием какой-либо цели.
“В связи с оглашенным заключением специалиста” гособвинитель ходатайствует о приобщении ответа проректора по правовым вопросам СПбГУ Смирнова на запрос прокуратуры Василеостровского района, согласно которому в рамках ежедневного мониторинга упоминаний СПбГУ в СМИ и соцсетях установлен факт публикации сообщения, что в материалы уголовного дела в отношении Скочиленко приобщена независимая лингвистическая экспертиза филолога, старшего преподавателя кафедры русского языка филфака СПбГУ С. В. Дуговейко-Должанской. Сообщает, что экспертные заключения СПбГУ выполняются и оформляются в установленном СПбГУ порядке, подписываются уполномоченным лицом. По каждому запросу от имени СПбГУ может быть проведена только одна экспертиза за исключением случаев назначения дополнительной экспертизы. В настоящее время Дуговейко-Должанская работает в СПбГУ по трудовому договору с 03.10.2022 г., ранее работала по трудовому договору, расторгнутому в связи с истечением срока 30.06.2022 г. Соответственно, в период с 01.07.2022 по 02.10.2022 г. она не состояла в трудовых отношениях с СПбГУ, а в период работы в СПбГУ ей не поручали проведение экспертизы по делу Скочиленко. “Поскольку в СПбГУ отсутствуют материалы проведенной экспертизы, для выяснения фактических обстоятельств прошу при наличии такой возможности предоставить дополнительную информацию об экспертном заключении”.
Герасимов оставляет ходатайство на усмотрение суда, указав, что не понимает доказательственного значения данного документа. Остальные защитники и подсудимая возражают против приобщения, т. к. это не относится к исследуемым событиям и не является доказательством.
Cудья удовлетворяет ходатайство и приобщает документ, никак не мотивировав принятое решение.
Допрашивают специалистку Дарью Александровну Хащевскую. Работает доктором-кардиологом в клинике “Медика”, стаж трудовой деятельности – с 2002 г., образование высшее медицинское. Ранее участвовала в деле как свидетельница.
Трижды осматривала Скочиленко в СИЗО посредством кардиографии, биотестов, различных лабораторных исследований, УЗИ. В условиях СИЗО не хватало оборудований и технических возможностей. У Скочиленко органическое хроническое заболевание, связанное с сердечно-сосудистой системой, а также заболевания ПНС. Данные заболевания влекут риски развития сердечной недостаточности, обмороки с травмированием. Отсутствие должного наблюдения и своевременного обращения в медицинские учреждения может повлечь летальный исход.
***
Гособвинитель: Известно ли вам, есть ли у Скочиленко какие-либо заболевания, которые включены в перечень, утвержденный Постановлением Правительства, которые препятствовали бы ее содержанию в СИЗО? Соответственно, такие исследования вами проводились?
Хащевская: Ну, мне нужно ознакомиться с этим списком заболеваний, которые…
Гособвинитель: Т. е. вы не можете ответить?
Хащевская: Технически медицинская помощь может понадобиться ex tempore (по мере требования, немедленно – прим. редакции), вот прям вот здесь и сейчас, в том числе реанимационная.
Гособвинитель: По результатам исследований, установки диагноза вами было назначено какое-либо лечение?
Хащевская: Здесь никакое лечение не требуется, здесь тактика наблюдательная.
Больше вопросов не поступает, суд завершает допрос, свидетельница покидает зал заседания.
Защита в лице адвоката Герасимова заявляет ходатайство о вызове эксперток Гришаниной и Сафоновой, проводивших экспертизу обвинения.
Скочиленко просит удовлетворить заявленное ходатайство, поддерживает отложение заседания для продолжения представления доказательств защитой, жалуется на плохое самочувствие. “Если честно, здесь очень душно и я уже чувствую себя довольно плохо от боли в животе и от духоты, поэтому хотелось бы отложить”. Считает необходимым проведение допроса экспертов с участием специалиста защиты, которого также необходимо допросить.
Неповиннова и Кислякова поддерживают ходатайства.
Гособвинитель не возражает против отложения для вызова экспертов, в вызове специалиста просит отказать: “Полагаю, с учетом того документа, который приобщен мной в сегодняшнем заседании, специалист не может давать какие-либо комментарии по данным исследованным областям”.
Судья Демяшева удовлетворяет ходатайство в части вызова экспертов, оставляя без удовлетворения в части вызова специалиста защиты в связи с тем, что оно может быть заявлено лишь при обеспечении его явки, поэтому разрешить на данной стадии не представляется возможным.
На этом судья Демяшева объявляет об отложении и распоряжается, чтобы слушатели покинули зал суда, до согласования следующей даты слушания, из-за чего приходится ждать в коридоре и узнавать данную информацию от защитников.
