О деле: По данным следствия, в июле 2024 года Вячеслав Размашкин избил в отделении полиции руками и ногами двух мужчин, задержанных за административное правонарушение. Полицейскому предъявили обвинение по п. “а” ч. 3 ст. 286 УК РФ (превышение должностных полномочий с применением насилия). Терсков Олег Константинович, второй подсудимый в деле, обвиняется по п. “а”, “г” ч. 3 ст. 286 УК РФ, однако о его роли ничего неизвестно.

Дело рассматривает Невский районный суд Санкт-Петербурга, председательствующая судья – Наталья Анатольевна Гордеева.

Рассмотрение дела продолжается в прежнем составе: подсудимые, адвокаты Битюцкий А.А. (защитник Размашкина), Лосева Т.Н. (защитник Терскова), гособвинитель – старший помощник прокурора Невского района СПб Меликянц Л.В., представитель потерпевших – адвокат Герасимов Д.Г.

Несмотря на отложение последнего заседания в связи с невозможностью исследования доказательств (просмотра видеозаписей) из-за неисправности компьютера, суд к данному вопросу больше не возвращается, при этом как председательствующей, так и участники процесса ссылаются на их просмотр в предыдущем заседании, хотя на самом деле видеозаписи воспроизводились лишь фрагментарно, после чего судом был сделан вывод о невозможности полноценного просмотра из-за практически отсутствующего звука и зависающего изображения. Это подтвердилось и в ходе настоящего заседания, когда после безуспешной попытки воспроизведения другого диска из материалов дела выяснилось, что компьютер по-прежнему в нерабочем состоянии и технические препятствия к просмотру видеозаписей не устранены.

Продолжается представление доказательств защиты, адвокат Битюцкий заявляет, что в прошлый раз остановились на вопросе о приобщении заключения специалиста-фоноскописта от 17.03.2025 г., “стороне обвинения требовалось время для высказывания по нашему ходатайству”, хотя в действительности рассматривалось лишь ходатайство о привлечении специалиста к участию в деле, результат чего был отрицательный, о необходимости предоставления времени гособвинителем не говорилось, ходатайство о приобщении заключения специалиста не заявлялось.

Второй защитник и подсудимые поддерживают приобщение заключения, представитель потерпевших возражает, гособвинитель также просит отказать, утверждая, что предыдущем заседании “всеми участниками были просмотрены видеозаписи в полном объеме, в том объеме, в котором необходимо было сторонам, лично сторона обвинения услышала все диалоги, присутствующие на данных видеозаписях, какого-либо непонятного смысла из данных диалогов или непонятной идентификации лиц, осуществлявших данные диалоги на данных видеозаписях, в том числе и той, которая была исследована в данном заключении эксперта, сторона обвинения не услышала, все было ясно, понятно, четко, соответствовало протоколу осмотра видеозаписей”. Указывает на отсутствие оснований для приобщения ввиду того, что “данное заключение противоречит видеозаписям, исследованным в ходе предыдущего судебного заседания, где диалог был ясен и понятен”, также отмечая, что специалист Садкова не предупреждалась об уголовной ответственности при производстве исследования.

Суд постановляет отказать по “основаниям, изложенным стороной обвинения”, а также в связи с тем, что видеозапись исследовалась на стадии предварительного следствия с составлением протокола, а также судом в прошлом заседании, каких-либо неясностей или неточностей установлено не было, в связи с чем нет оснований для приобщения заключения специалиста.

Адвокат Битюцкий ходатайствует о допросе явившегося специалиста-фоноскописта Садковой М.В. по обстоятельствам исследования ею видеозаписи и составления заключения, “данный специалист осматривал видеозапись, пришел к определенным выводам, в том числе к наличию определенных диалогов, которые по какой-то причине сторона обвинения не хочет слышать, эти диалоги имеют ключевое значение для стороны защиты, поскольку они исключают преступность деяния”.

Подсудимые поддерживают ходатайство защитника, Размашкин заявляет, что “это прямое доказательство нашей невиновности”. Представитель потерпевших не видит “никаких оснований” для допроса специалиста, поскольку судом было отклонено ходатайство о приобщении заключения, гособвинитель возражает, указывая, что видеозаписи были просмотрены участниками процесса, каких-либо неточностей и непонимания происходящего диалога установлено не было, в приобщении заключения отказано, поэтому оснований для допроса также не имеется.

Председательствующая оставляет ходатайство без удовлетворения, т.к. в приобщении заключения специалиста уже было отказано, видеозаписи просмотрены в прошлом заседании, неясностей у суда не возникло, в связи с чем “суду не требуются разъяснения специалиста по данным файлам”.

Суд переходит к допросу подсудимых, первым дает показания Терсков.

15.07.2024 г. в 20:00 заступил на службу в одном экипаже с Гождой и водителем Смолиным, где-то в 23:00 в ходе патрулирования заметили на остановке двух распивающих алкогольную продукцию людей, впоследствии установленных как Акимов и Переверзев. Остановились, подошли к ним, подсудимый представился, сказав, что они нарушают ст. 20.20 КоАП РФ, Акимов с Переверзевым ответили, что ничего противоправного не делают, взяли по две бутылочки пива и сейчас ждут такси. “Пиво они хотели убрать, но Акимов не убрал, у него оно так и находилось в руках”. Сообщил им, что они будут доставлены в 45 отдел полиции для составления административного правонарушения [протокола, прим. ред.], разъяснил права, Акимов с Переверзевым отказывались пройти в машину, “и даже Акимов облил нашу сотрудницу алкогольным напитком”. Переверзев потребовал удостоверение, которое было предоставлено подсудимым “сразу же, при первом требовании”, после чего они кое-как сели в служебный автомобиль. В дороге стучались, вели себя неадекватно, нецензурно выражались. Приехали, Смолин остался закрывать машину, остальные зашли в 45 отдел, перед турникетом Акимов остановился, сказав, что “я дальше не пойду, я вообще сейчас уйду отсюда”, подсудимый осторожно взял его за локоть и попросил идти дальше, Акимов толкнул его в корпус, после чего согласился (“ладно, я сам пройду”) и прошел в помещение для задержанных. Гожда при этом “все время в телефоне что-то там смотрела”, после прохода в помещение для задержанных Акимов с Переверзевым развернулись, продолжали возмущаться задержанием, начали оскорблять подсудимого, называть очкуном, неоднократно осматривали его спецсредства (заряженный пистолет, палка, наручники, перцовый баллон), в том числе огнестрельное оружие, после чего начали угрожать насилием половым путем, сказав, что возьмут его палку и засунут ему куда поглубже, “только в более грубой форме” (защитник далее ссылается, что на видеозаписи слышно слова “ты будешь себя в попу”). Гожда не помогала и не отталкивала их, была в истерике, все время в панике кричала: “Олег, не ведись на провокации” (аналогично утверждается, что это слышно на видеозаписи), открывала дверь в дежурную часть, где Размашкин с коллегой (дежурной) чем-то занимались. Акимов с Переверзевым начали сокращать дистанцию, подсудимый предупреждал их, чтобы не делали этого и держались на безопасном расстоянии. В итоге стояли к нему уже почти впритык, он находился почти в углу, говорили, как ему повезло, что они встретились не на улице и у него здесь коллеги есть, а так бы ему не поздоровилось. Из-за стрессового состояния у подсудимого стали трястись губы, к чему они также стали докапываться. Вроде бы Акимов говорил, что “мы тебя сейчас здесь убивать будем, ты че такой чухан, зачем ты нас сюда привез” и т.д. (защитник также ссылается на наличие фразы “будем убивать” в видеозаписи), затем последовал удар подсудимому в область живота рукой, “я не заметил, честно, от кого”, после чего как раз таки вышел Размашкин, оттолкнул от него Переверзева, потом Акимов вроде бы отпрыгнул назад, Размашкин пошел в сторону Акимова. Подсудимый заметил, что Переверзев поднял руки к подбородку, “т.е. встал в боевую стойку”, и сделал резкий рывок в сторону находившегося к нему спиной Размашкина. Предположил, что он хочет напасть на сотрудника полиции, схватил его (Переверзева) сразу за плечо, оттянул назад, нанеся “расслабляющий удар коленом в живот”, хотел сделать загиб руки за спину, но тот схватил его за рукава. Схватил Переверзева за кисти рук, положил его на пол, продолжал держать, говоря, чтобы он успокоился и не продолжал драку, “после этого у меня какое-то потемнение в глазах происходило, я пытался проморгаться, какая-то стрессовая ситуация, меня потряхивало тогда уже”. После того, как Переверзев отпустил его рукава, “я уже, ну, вижу то, что он уже не сопротивляется, что он успокоился, я его отпустил, встал”. Начали обсуждать, что им составлять, подсудимый настаивал как минимум на неповиновении за неоднократное невыполнение требований, в дальнейшем нападение на сотрудника полиции и оскорбление, о ситуации сразу же докладывалось руководству, на что ему было отвечено: “Вы что, не знаете, что делать? Пишите рапорта и уезжайте оттуда”. Написали рапорты, Размашкин также докладывал своему руководству по телефону.

“После чего меня еще всю смену потряхивало из-за этого, из-за случившегося, и еще несколько дней я ходил какой-то поникший, даже заметили это мои товарищи, друзья, и задумался об увольнении на какое-то время, на что мне сказали: “Не бойся, все будет хорошо, успокойся, все наладится”.

Следователю при допросе рассказывал все то же самое, “на что после моего рассказа на меня вызвали группу УСБ из убойного отдела, мне позвонило руководство, сказало приехать на базу, я приехал на базу, там меня уже ждали сотрудники УСБ, я добровольно сел к ним в машину, добровольно проследовал в Следственный Комитет, мной были вызваны два адвоката, которым я поставил цель: главное, чтобы меня на данный момент не посадили в МИВС или в Кресты, т.к. у меня больная бабушка … на данный момент она не ходит и ей помогает социальный работник, который приходит, покупает для нее продукты, помогает по дому. Я объяснил адвокатам то, что я никак не могу сейчас попасть в тюрьму, во-первых, я боюсь, что бабушка моя может не пережить этого, она для меня очень близкий человек, она тоже большое участие принимала в моем воспитании … и мне нужно как-то ей помогать … Поэтому адвокаты мне сказали, что выбор единственный – это только вот дать показания, которые хочет следователь, подписать вот эти бумаги, только тогда уже не посадят, а дадут подписку о невыезде”.

Поэтому мне пришлось подписать вот те показания, которые им нужны были…, секунду, у меня где-то было *листает какие-то бумаги на трибуне перед собой*… а в дальнейшем как раз таки доказывать свою правоту в суде, мне сказали. Также хочу заявить ходатайство о вызове свидетеля – адвоката Рождайкина…”

Суд: “Стадия ходатайств прошла, мы сейчас осуществляем ваш допрос”.

Далее защитник Терскова, Лосева, пояснила суду, что её вопрос касался психологического состояния Терскова после службы в Мариуполе. Она уточняла, связано ли упомянутое им в свободном рассказе моргание и повышенная реакция на стресс с пережитым им боевым опытом. Терсков подтвердил, что после командировки стал острее реагировать на громкие звуки и объявления, что усиливало его стрессовые реакции в рабочих ситуациях. Он пояснил, что стресс у него был бы в любом случае, но после командировки в Мариуполь он стал значительно сильнее.

Судья изначально не поняла связь между морганием и упоминанием Мариуполя, но в ходе объяснений стороны уточнили, что речь идёт о последствиях психологической нагрузки, полученной в период службы.

Лосева: “Перед тем, как посадить двух граждан (Акимова и Переверзева) в автомобиль, вы досматривали, ну там, охлопывали карманы, проверяли ли вещи?”.

Терсков: “Переверзева проверяли методом прохлопывания, а Акимов вел себя очень неадекватно, он как раз не отдавал бутылку, которую у него забирала Гожда … Переверзев сел в машину, потом хотел выйти из нее, я как раз таки ему не давал этого сделать, и после этого Акимов сам быстро запрыгнул в машину и мы решили его методом прохлопывания не проверять, т.к. он уже на взводе и все время мечется…”.

Суд, перебив: “А если б у него пистолет был бы с собой? Или нож? Он потом зарезал бы в этой машине. Почему вы, в смысле, такое допускается, это предусмотрено вашими правилами, инструкциями: без осмотра вообще сажать человека? Это же ваша безопасность. Вообще не охлопывали, не смотрели?”.

Терсков: “Ну, вообще не охлопывали, видно, что у него не было ничего тяжелого…”.

Суд, перебив: “Ну так это же ваша безопасность, а если б у него пистолет был под курткой, он бы застрелил вас, не дай бог. … Т.е. вы решили так, ну, в смысле, пренебрегая своей безопасностью, в принципе его вообще не осматривали?”.

Терсков: “Мы решили его в отделе осмотреть”.

Суд: “Я вам вопрос задала: пренебрегая своей безопасностью, вы его посадили в машину, не осматривая, решив, что потом в отделе вы его досмотрите? Правильно я вас поняла?”.

Терсков: “Получается так”.

 

Лосева: “В этот момент времени, когда происходила посадка их в машину и вы не осмотрели, прохожие были, чтобы их пригласить в качестве понятых и досмотреть?”.

Терсков: “Именно на той остановке никого не было, поблизости – не обращал внимания”.

Битюцкий: “А Размашкин видел Акимова и Переверзева, зажавших вас в углу?”.

Терсков: “Я думаю то, что заметил это, да. Поэтому он и вышел, мне кажется, потому что уже Гожда там открыла дверь и это было видно”.

Битюцкий: “А что касается безопасности: как рекомендуется поступать в таких случаях, когда сотрудника полиции зажимают в углу?”.

Терсков: “В таких случаях нужно сделать предупреждение, чтобы держали безопасную дистанцию. Если на него не реагируют, то уже как раз таки неповиновение законным требованиям сотрудника полиции, и переходить на задержание, именно: наносить расслабляющий удар, после этого делать рычаг руки за спину и одевать наручники”.

Битюцкий: “А сразу силу почему не стали применять к Акимову и Переверзеву?”.

Терсков: “Как раз таки у меня вот из-за того, что меня трясло, стрессовая ситуация тоже влияла…”.

Битюцкий: “Из-за вашего состояния?”.

Терсков: “Да, очень сильно влияла. И… не чувствовал именно помощи, т.е., ну, я понимал, что со мной девушка находится в экипаже, и понимал, что если придется их крутить, то мне придется одному их крутить, без помощи Ирины, т.к. она, ну, девушка, она более слабой будет в этих делах. Пытался не доводить до этого, пытался словами все урегулировать”.

Битюцкий: “В предыдущем судебном заседании мы смотрели видеозапись, на которой было слышно: «Мы, знаешь, что сейчас будем делать? Мы будем убивать». Это чья фраза, кому она была адресована и кем была высказана?”.

Терсков: “Это сказал Акимов в мою сторону, когда они стояли очень близко, зажимали меня в углу”.

Битюцкий: “На тот момент у вас были основания полагать, что данная угроза носит серьезный характер?”.

Терсков: “Да, т.к. в мою сторону неоднократно высказывались оскорбления, матом, они вели себя неадекватно и не реагировали на мои требования о том, чтобы держать безопасную дистанцию”.

 

Битюцкий: “Т.е. правильно понимаю, что после того, как Размашкин ввязался в драку с Акимовым, Переверзев пытался ему помочь, броситься на Размашкина, верно? … И вы остановили Переверзева?”.

Терсков: “Да, только из-за этого я как раз таки остановил его и применил расслабляющий удар на задержание. Только из-за того, что была угроза убийством в мою сторону, и то, что он уже хотел напасть на сотрудника полиции”.

 

Размашкин: “Без моего вмешательства, да, когда вот эти все были нападки на вас, преступные вот эти деяния со стороны наших потерпевших, кто-то вам мог оказать помощь без моего участия?”.

Терсков: “Я думаю то, что вряд ли”.

 

Герасимов (представитель потерпевших): “А вы видели, сколько примерно ударов Размашкин нанес Акимову?”.

Терсков: “Ударов Акимову? Это происходило в тот момент, когда у меня паника была … я не помню этого”.

 

Гособвинитель: “Вы, будучи в режимном помещении 45 отдела полиции, в присутствии как минимум двух сотрудников отдела полиции, сотрудников дежурной части, которые так же были вооружены, как и вы, а вы еще и специальными средствами, испугались слов Акимова о том, что они будут вас убивать?”.

Терсков: “Во-первых, я еще не знал, кто сегодня на смене в этом отделе … бывает такое, что заступают две девочки в отдел … они были в дежурной части, я не знал, кто там находится: две девочки или имеется мальчик, я не знал, один там человек или два, потому что один может отойти в туалет, отойти покушать, и всякое может произойти, я прекрасно понимаю это, т.к. много видел по “Интернету” … то, что, там, даже в МИВС-е, когда выпустили человека, он схватил ствол сотрудника и начал перестрелку, всякое может произойти. Да, у меня был стресс”.

Cуд: “Да, он испугался. Еще вопросы?”.

 

Гособвинитель: “Перед поступлением на службу в органы внутренних дел и впоследствии при прохождении службы, проходили ли вы специальную физическую подготовку, в том числе изучали ли вы какие-либо единоборства? Проходили ли учебу уже на службе, вот полугодовая такая учеба бывает, если не ошибаюсь, в Пушкине?”.

Терсков: “Проходил, да, в Пушкине я проходил обучение … проходили дополнительные занятия по боевому самбо”.

Гособвинитель: “А все сотрудники полиции при поступлении на службу и впоследствии проходят такую подготовку?”.

Терсков: “Именно в Пушкине, учебном заведении, да”.

Гособвинитель: “В том числе и Гожда?”.

Терсков: “В том числе и Гожда”.

 

Гособвинитель: “У вас какими-либо нормативными актами, должностной инструкцией регламентирован порядок ваших действий, когда сотруднику полиции угрожают жизни и здоровью?”. 

Терсков: “Да, «расслабляющий удар» и на задержание, если есть основания на это”. 

Гособвинитель: “«Расслабляющий удар», он какой-то определенный удар или надо исходить из ситуации?”.

Терсков: “Чтобы отвлечь человека, чтобы у него тело расслабилось, он не готов был к тому, что его руку щас будут заламывать”. 

 

Гособвинитель: “Видели ли вы момент, когда подсудимый Размашкин кинул мобильный телефон в потерпевшего Акимова?”.

Терсков: “Не помню этого”.

Битюцкий: “Прошу снять данный вопрос, он содержит утверждение о том, что Размашкин кинул телефон. Пока этого не установлено, что он в него кидал телефон. Согласно пояснениям самого Размашкина, телефон выскользнул у него из рук”.

 

Гособвинитель: “Чем закончились события, о которых вы нам дали сегодня показания? В итоге был ли составлен административный материал на доставленных, были ли написаны рапорта о применении физического насилия в отношении вас со стороны потерпевших?”.

Терсков: “Были написаны рапорта, было указано то, что применялась физическая сила, было все расписано … настоящий рапорт остался в отделе, а копия с печатью дежурного была передана моим командирам”.

Гособвинитель: “И результаты этих рапортов вам известны?”.

Терсков: “Нет, неизвестны”.

Гособвинитель: “Вы интересовались?”.

Терсков: “Нет, на тот момент не интересовался … впоследствии я хотел, чтобы это прошло, как-то закончилось, потому что у меня такой стресс, вся эта ситуация была, вот как-то вообще неинтересно, что там было дальше”.

Гособвинитель: “А административный материал в итоге был составлен?”.

Терсков: “Я же сказал то, что административным материалом занимаемся в основном не мы, мы в основном рапорта пишем, а дальше все зависит уже от дежурной части”.

Гособвинитель: “Такие рапорта были написаны?”.

Терсков: “Были мной написаны”.

Гособвинитель: “Провожали ли вы либо Размашкин потерпевших в уборную, чтобы последние умылись?”.

Терсков: “Размашкин – да, сопроводил одного в уборную, чтобы тот умывался”.

Гособвинитель: “В связи с чем надо было умыться потерпевшему?”.

Терсков: “Чтобы кровь смыть”.

Cуд: “Откуда кровь у потерпевшего-то образовалась, которую надо было смыть?”.

Терсков: “Этого не подскажу сейчас”.

Суд: “Т.е. вы занимались другим потерпевшим, раз, такой, смотрите: о как, пошел умываться, кровь где-то там на лице?”.

Терсков: “Я потом, когда уже встал … я вижу, что все в крови, что у них откуда-то кровь течет … у Акимова и Переверзева”.

Суд: “Откуда-то кровь. А откуда, вы не знаете, не поняли? … Откуда она образовалась-то?”.

Терсков: “Где-то из головы текла”.

Суд: “Откуда-то из головы текла, а от чего? Вы не знаете, не видели, от чего травмы-то образовались, из-за которых кровь пошла. Не видели?”.

Терсков: “Не помню, точно не я это делал. Я вроде как-то схватил, расслабляющий и положил – всё, вот моя физическая сила”.

 

Гособвинитель: “Видели ли вы с первого момента, как вы подошли к потерпевшим на остановке, и уже впоследствии в отделе полиции до всех событий, о которых вы нам рассказали, какие-либо телесные повреждения на видимых участках тела у потерпевших?”.

Терсков: “Я видел, что у Переверзева был нос кривой”.

Суд: “Че у него, кровь текла?”.

Терсков: “Ну, я предположил, что у него сломан там уже нос, у него он прям видно было, что он вот так вот у него в одну сторону смотрел”.

Суд: “Ну у него кровь текла из носа, что ли, я не могу понять”.

Терсков: “Нет, это была старая травма. Он еще потом говорил то, что он неоднократно нос ломал”.

 

Гособвинитель: “Почему вы не крикнули сотрудникам дежурной части, чтобы?..”.

Терсков: “Я же говорю, у меня стрессовое состояние было”.

Cуд: “А когда оно у вас началось-то, я просто не поняла. Я так поняла, стрессовая ситуация началась, когда уже потерпевший внизу лежал?”.

Терсков: “Нет, когда они подошли именно ко мне, меня уже начало трясти в этот момент. Когда они начали приближаться и говорить то, что «мы тебя сейчас убивать будем» и т.д.”.

Cуд: “Сколько лет вы служите в полиции?”.

Терсков: “4 года где-то”.

Суд: “И что, у вас в первый раз такая ситуация, что ли? Вы раньше с таким никогда не сталкивались? … Никогда буйных таких не задерживали, что ли, я не понимаю?”.

Терсков: “Задерживали, но тогда я был не один, я был уверен в своем напарнике, а тут Ирина Сергеевна, девушка, я понимаю, что она сильную физическую силу не сможет применить или заломать кого-то, физически не сможет это сделать”.

Суд: “Я так и не поняла, когда появился-то третий ваш сотрудник, который машину закрывал? … Он же машину-то когда-то закрыл, он же пришел туда к вам?”.

Терсков: “Когда это все происходило, наверное. Точное время, точный момент не вспомню … Увидел я его, когда уже встал, когда уже отпустил руки, всё, встал, обернулся и уже увидел, что он здесь”.

Суд: “Встал, отпустил руки, а потерпевший что в этот момент делал?”.

Терсков: “Потерпевший, он после этого… после этого он вроде лежал дальше”.

Суд: “Ну вы же… мы остановились на том, что вы его зафиксировали руками. Чего, а потом просто встали, отпустили?”.

Терсков: “Потом я ему сказал: «Успокойся», я ему неоднократно говорил: «Успокойся, не продолжай»…”.

Суд: “Он вам сказал: «Я успокоился», и вы встали, просто отпустили?..”.

Терсков: “Нет, он держал меня все время за одежду в этот момент, я почувствовал то, что он отпустил мою одежду, вот, я ему говорю: «Всё, успокоился? Всё, хватит, я отпускаю», отпустил его и всё, в этот момент я встал”.

Cуд: “А почему вы задержание-то не произвели его? Ну, там, наручники надеть? Вы же ему расслабляющий удар-то сделали для того, чтобы задержать его, зафиксировать?”.

Терсков: “Все верно”.

Cуд: “А че вы не зафиксировали, наручники-то не одели?”.

Терсков: “Я вижу, что человек успокоился уже…”.

Суд: “Так он вам 5 минут угрожал убийством, куда он успокоился-то? Поверили, что ли?”.

Терсков: “Я ему сказал успокоиться – он успокоился, я ему сказал потом в дальнейшем сесть на стул – он сел…”.

Суд: “Так, подождите, это я поняла, а вот когда вы там в углу стояли, говорили им успокоиться, они же не успокоились, вы испугались, потом вы через какое-то время нанесли ему расслабляющий удар для того, чтоб его задержать, расслабить его, руку чтоб он разогнул, т.е. вы нам объясняли, для того, чтобы его задержать, зафиксировать наручниками. А чего вы не задержали-то? “.

Терсков: “Он уже был задержан же”.

Суд: “И в итоге вы просто его отпустили? Он сказал, что «я наконец-то успокоился», и вы его отпустили, и он сел на стул. Почему вы его наручниками-то в итоге не зафиксировали? Вы же для этого ему расслабляющий удар нанесли, я так поняла с ваших показаний. И они вам очень сильно угрожали, и вы испугались типа. Вопрос в том, что почему вы до конца свои действия не довели, которые изначально начали”.

Терсков: “Точно не вспомню”.

Cуд: “Чего это не вспомню-то? А чего вспоминать-то, вы же анализируете свои действия-то, почему вы до конца не осуществили задержание-то? Что тут вспоминать-то? Что, память пропала, что ли?”.

Терсков: “Я не помню, почему я… я увидел по нему, что он успокоился, что он всё уже, не собирается, то, что он не сопротивляется уже…”.

Суд, перебив: “Вы мой вопрос-то слышали? Не надо по-начитанному, по-обученному рассказывать, я вас спрашиваю: вы зашли в отдел полиции, вас потерпевшие очень сильно испугали, они вас оскорбляли как сотрудника полиции, вы испугались, после этого вы наносите потерпевшему расслабляющий удар, как вы пояснили, для того, чтобы его расслабить для того, чтобы задержать. И чем это все заканчивается? Вы просто ему говорите: «Ты успокоился?», он говорит: «Успокоился», вы его отпустили и разошлись. Почему вы не осуществили задержание, для которого вы все это сделали?”.

Терсков: “Не знаю”.

Суд: “А зачем вы тогда расслабляющий удар ему нанесли? Вы сказали, для того, чтобы задержать”.

Терсков: “Чтобы пресечь нападение на сотрудника полиции, это все было сделано, чтобы он не напал со спины на Размашкина”.

Cуд: “Нет, то, что не напал, – это понятно, а для того, чтобы задержать его, вы ему сделали расслабляющий удар … Почему вы до конца не произвели задержание и не надели на него наручники? Вы ему для этого нанесли расслабляющий удар, потом вы просто ему поверили, что он успокоился и отпустили его, так получается?”.

Терсков: “Получается так”.

Cуд: “И в этот момент вы уже перестали его бояться?”.

Терсков: “Не думаю”.

Суд: “Потому что Размашкин выбежал или что? *пауза* Ну вот вы понимаете логику-то: они вас испугали, оскорбили, вы дали расслабляющий удар для того, чтоб его задержать, чтоб он не напал на сотрудника полиции, и в итоге вы просто его отпускаете. Просто отпускаете, поверив ему, что он будет вести себя хорошо, я здесь это каждый день слышу, что «я буду вести себя хорошо». Всё, так получается?”.

Терсков: “Ну, после этого же он выполнял все мои требования”.

Cуд: “Т.е. тут вы его уже всё, перестали бояться?”.

Размашкин, добавляет шёпотом: “Потом третий подошел”.

Лосева: “Кто-то был еще, кроме него”.

Терсков: “Рядом со мной уже стоял Размашкин же”.

Суд, обращаясь к Лосевой: “Вы, адвокат-то… Я вам мешала задавать вопросы?!”.

Лосева: “Нет, ваша честь”.

Cуд: “Вот и всё”.

Гособвинитель: “Ваша честь, Размашкин, подсудимый, подсказывает что-то”.

Терсков: “Я не слышал”.

Cуд: “На вопрос мой ответьте, пожалуйста. Вы в этот момент что, перестали его бояться?”.

Терсков: “Рядом со мной уже в тот момент был и Размашкин, и как раз таки Евгений Юрьевич, водитель”.

Суд: “Я и спрашиваю: в этот момент вы уже перестали его бояться, потерпевшего? Ну раз уже все пришли, все помогли”.

Терсков: “Ну, я знал, что мне помогут, если что произойдет, вот в этом я был уверен”.

 

Гособвинитель: “Известно ли вам, пытался каким-либо образом, вот если исходить из показаний потерпевшего Акимова, Размашкин урегулировать произошедший конфликт с потерпевшим, так сказать, мирно? На следующий день или в этот же вечер уже по времени чуть после произошедших событий, после того, как они умылись в туалете?”.

Терсков: “Ну я слышал то, что вот Размашкин их отпускает, я сказал то, что мы все равно будем писать рапорта…”.

Гособвинитель: “Рапорта о применении физической силы, вы имеете в виду?”.

Терсков: “Все верно, все рапорта, которые нужны, мы будем писать, нам старший сказал писать и мы будем писать, как оно положено. Ну, мы ему говорили: «Как ты отпускаешь?», он говорит: «Я беру всю ответственность на себя»”.

Гособвинитель: “А известно ли вам, как-то с потерпевшими Размашкин пытался договориться?”.

Терсков: “Вот это вот я не слышал… я в основном со своим экипажем находился все время после этого, когда все это произошло и уже все подошли”.

Гособвинитель: “А впоследствии, на следующий день вы с Размашкиным не общались?”.

Терсков: “На следующий день, нет, не общался”.

Гособвинитель ходатайствует об оглашении показаний Терскова на стадии предварительного следствия в связи с существенными противоречиями относительно умысла нанесения удара указанным подсудимым и действий Размашкина в отношении потерпевших, а также о просмотре диска с видеозаписью допроса Терскова.

Представитель потерпевших поддерживает, адвокат Лосева возражает, т.к. ее подзащитный “пояснил, что сам себя  оговорил, и рассказал всю историю, как это происходило на самом деле”, противоречий не усматривает, адвокат Битюцкий аналогично просит отказать в связи с необоснованностью наличия противоречий.

Председательствующая удовлетворяет ходатайство, при этом заметив, что “единственное, видео сейчас никак не просмотреть“, и поручив секретарю уточнить у ответственного сотрудника, “можем ли мы посмотреть видео, у нас в тот раз системник сломался, он же его нам делал?”.

Гособвинителем оглашаются следующие материалы дела:

Протокол допроса Терскова в качестве подозреваемого старшим следователем СО по Невскому району ГСК СК РФ по СПб Кладниковым с участием адвоката Таджибаева от 08.10.2024 г.

Работает в органах МВД с 20.12.2019 г. в должности полицейского ОР ППСП УМВД России по Невскому району СПБ, имеет звание старшего сержанта полиции, “в связи со своей деятельностью в МВД ездил в командировку на освобожденные территории, где находился в период с октября 2023 по январь 2024 гг., в связи с чем в настоящий момент являюсь ветераном боевых действий”.

До описания событий в коридоре перед дежурной частью 45 отдела полиции существенных противоречий практически не имеется, за исключением отсутствия сведений о том, как Акимов облил Гожду пивом в процессе задержания, а также отказался пройти через турникет после доставления, в связи с чем оттолкнул подсудимого (“в момент нашего сопровождения до помещения коридора Переверзев и Акимов вели себя агрессивно и вызывающе, однако насилие ни ко мне, ни к Гожда не применяли и не высказывали, за наше форменное обмундирование не хватались”).

“Переверзев и Акимов вели себя в помещении коридора очень вызывающе, всячески меня провоцировали на конфликт, в настоящий момент я помню фразы, которые говорил Акимов: “Тебе не поздоровится, если бы мы на улице встретились”, “Ударь меня”, а также они в один момент вдвоем подошли ко мне очень близко и начали говорить, что у меня трясутся губы, и спрашивали, почему так со мной происходит. Я на это старался не отвечать, я старался не вестись на провокации, также на предложение Акимова ударить его я сказал, что мне это незачем, но при этом угрозу применения насилия они не высказывали, насилие не применяли ни ко мне, ни к Гожда, а просто вели себя агрессивно и вызывающе. Фраза “тебе не поздоровится, если бы мы на улице встретились”, не была мной воспринята реально … В момент того, как Переверзев и Акимов сблизились со мной и Гожда и начали говорить про то, что у меня тряслись губы, из помещения дежурной части вышел Размашкин, который сразу же сказал: “Как вы себя ведете с сотрудниками полиции?”, после чего сразу же нанес один удар кулаком своей руки в голову Переверзева.

Вопрос: “А почему при даче показаний в качестве свидетеля вы указывали, что Размашкин толкнул Переверзева, а сейчас говорите, что был четкий удар?”.

Ответ: “Я сказал, что Размашкин толкнул Переверзева исключительно для того, чтобы смягчить его участь, поскольку мы вместе с ним являемся сотрудниками полиции. В настоящее время я даю правдивые показания, а именно: как оно все происходило”.

“От удара Размашкина в голову Переверзев потерялся в пространстве и начал держаться за голову, далее я не совсем помню, что происходило … наносил ли Размашкин еще один удар в голову Переверзева, однако допускаю это … Далее точно помню, как Размашкин начал наносить удары по Акимову уже в глубине коридора, там Размашкин принялся избивать Акимова, нанося ему беспорядочные удары по корпусу и голове своими руками и ногами. В этот момент Переверзев стоял в непосредственной близости со мной и был оглушен от удара Размашкина. Переверзев сделал шаг в сторону Размашкина, после чего я сразу же остановил Переверзева своей рукой, после чего нанес ему расслабляющий удар своей правой ногой в живот, после чего Переверзев потерял равновесие и начал падать. Я точно не помню обстоятельства падения Переверзева, однако я его придерживал, чтобы он аккуратно оказался на полу. Переверзев оказался на полу на спине … я был над ним и держал его руки, при этом Переверзев сопротивления никакого не оказывал.

Вопрос: “Переверзев применил к вам насилие? Высказывал ли он угрозу применения насилия?”.

Ответ: “Нет, Переверзев не применял ни ко мне, ни к кому-либо еще насилия, а также не высказывал угрозу применения насилия”.

Вопрос: “В связи с чем вы нанесли ему удар в живот?”.

Ответ: “Я нанес ему удар в живот в связи с личной неприязнью к его личности, поскольку он ранее говорил мне, что у меня трясутся губы, а также говорил другие неприятные вещи”.

Далее я держал Переверзева на полу, я обездвижил его путем удерживания его рук, в это время Размашкин продолжал наносить удары по лежащему на земле Акимову. Точное количество ударов, которое нанес Размашкин по Акимову, я не помню, но их было большое количество, точно более 10. В этот момент я пытался успокоить Размашкина, а именно: я несколько раз попросил его успокоиться и перестать бить Акимова, однако Размашкин никак не реагировал на это.

Вопрос: “В своих ранее данных показаниях в качестве свидетеля вы указали, что применили насилие к Переверзеву с целью остановки последнего от нападения на Размашкина. В связи с чем вы в настоящее время показываете другие обстоятельства?”.

Ответ: “Я говорил по-другому в своих ранее данных показаниях в связи с тем, что думал, что из-за такой версии меня не привлекут к уголовной ответственности”.

В дальнейшем, когда закончился конфликт, Переверзев отправился в туалет … Размашкин ходил по коридору и дежурной части и говорил, что Переверзева и Акимова привлечет по ст. 318-ой УК РФ за то, что они говорили мне, что у меня трясутся губы, по его мнению, это был состав преступления. В дальнейшем конфликт с Переверзевым и Акимовым был урегулирован, они не имели претензий ни ко мне, ни к Размашкину.

Также хочу добавить, что после того, как конфликт был исчерпан с указанными лицами, Размашкин также находился в возбужденном состоянии и на моих глазах нанес удар ладонью руки Акимову, и также во время всех происходящих действий Размашкин неоднократно высказывал угрозу применения насилия к потерпевшим

Вопрос: “Писали ли вы рапорт о задержании?”.

Ответ: “В настоящий момент я не помню, писали ли мы рапорт о задержании, но полагаю, что не писал его ввиду того, что произошла конфликтная ситуация, где я и Размашкин были виноваты”.

Протокол допроса Терскова в качестве обвиняемого старшим следователем СО по Невскому району ГСК СК РФ по СПб Кладниковым с участием адвоката Таджибаева от 08.10.2024 г.

Протокол допроса Терскова в качестве обвиняемого старшим следователем СО по Невскому району ГСК СК РФ по СПб Кладниковым с участием адвоката Таджибаева и применением видеофиксации от 08.10.2024 г.

Протокол допроса Терскова в качестве обвиняемого старшим следователем СО по Невскому району ГСК СК РФ по СПб Кладниковым с участием адвокатов Таджибаева и Рождайкина от 14.10.2024 г.

В каждом из протоколов признает вину, в содеянном раскаивается, полностью подтверждает ранее данные показания.

Судом вскрывается конверт с диском (видеозаписью допроса) из материалов дела, диск передается секретарю, после чего объявляется перерыв для обеспечения возможности его воспроизведения, “надо здесь телевизор включить, и системник у нас в серверной находится”.

Заседание продолжается спустя 15 минут, секретарь снова пытается воспроизвести видеозаписи с выводом видеоряда на настенный монитор, однако в процессе этого у него выключается экран, затем снова связывается с сотрудником технической службы, по результатам чего передавая его слова: “Не получится, говорит”. Председательствующая констатирует невозможность исследования доказательств, сказав, что это будет сделано в следующий раз с использованием принесенного ноутбука.

Терсков не подтверждает оглашенные показания, сказав, что “я когда приехал к следователю, во-первых, мне неоднократно сказали то, что я щас поеду уже в ИВС, поэтому я поставил задачу своим адвокатам, чтобы я в ИВС не поехал … и как только я увидел документы, которые следователь написал, увидел, что что-то не сходится, попросил изменить, на что мне следователь сказал: “Все-таки в ИВС, Олег Константинович?”, я говорю: “Что мне, подписывать так бумаги, что ли?”, мне сказали, что да, поэтому я посмотрел на адвокатов, они моргнули, что единственный выход только вот так вот, поэтому я подписал бумаги, даже не читая их”.

Суд: “Все четыре раза [подписал, не читая, прим. ред]? Четыре протокола допроса? Все четыре раза, в разное время?.

Терсков: “В разное время, там мне принесли вроде как два или три одно и то же написанное”.

Гособвинитель: “Вы считаете, это психологическое давление на вас было, правильно я понимаю?”.

Терсков: “Ну я объяснил, что я указывал то, что мне нельзя в тюрьму, на этом он и сыграл”.

Суд: “В вы знаете, кто меру пресечения избирает? Кто вам меры пресечения избирает, вы знаете, подсудимым, обвиняемым?”.

Терсков: “Судья”.

Cуд: “Ну, и при чем здесь следователь?”.

Терсков: “Мне сказали насчет того, что если я не подпишу эти бумаги, тогда следователь напишет то, что я препятствую делопроизводству и то, что я лгу и не иду на контакт со следователем, после этого мне сказали то, что я точно буду на все время проведения суда, буду находиться в ИВC”.

Суд: “Т.е. следователь вас заключит под стражу? Ну, изберет вам меру пресечения в виде заключения под стражу. Следователь, не суд”.

Терсков: “Мне сказали там, что…”

Суд: “Что вас следователь в ИВС поместит?”.

Терсков: “Ну в ИВС я как минимум сидел бы до суда”.

Суд: … “Ну, и чего? Вы хотите сказать, что вас бы следователь на двое суток поместил бы до суда? Вы этого испугались, в смысле? … На вас оказывалось психологическое давление со стороны следователя, на вопрос гособвинителя вы ответили, в том, что вас следователь до суда поместит в ИВС. На мой вопрос, сколько можно содержаться в ИВС по поручению следователя, вы сказали «двое суток». Вы этого боялись?”.

Терсков: “Я боялся, что это в дальнейшем продлится … что он укажет в показаниях то, что я не иду на контакт со следствием, то, что я лгу следствию, что я препятствую следствию, и из-за его бумаг как раз таки меня дальше посадят уже в СИЗО на все время проведения следствия, и я не смогу помогать бабушке”.

Гособвинитель: “Вы обращались с жалобами на действия следователя?”.

Терсков: “Я понадеялся на суд, то, что суд увидит мою невиновность … нет, не давал я жалобы на следователя”.

Герасимов (представитель потерпевших): “Мы огласили 4 ваших протокола допроса, и они с достаточным промежутком времени, вы сказали, что когда вас допрашивали как подозреваемого, вам угрожали ИВС. Хорошо, пускай будет так, как вы говорите. Но вот уже последний протокол допроса обвиняемого, когда уже не могли вам избрать другую меру пресечения, у вас была мера пресечения в виде подписки о невыезде, которую вы, видно, не нарушали, с вами было два адвоката, и вы на этом допросе говорите: «Я подтверждаю ранее данные показания, вину признаю полностью» … Вот ваш допрос был 14.10.2024 г., спустя 6 дней после 8 октября (*даты задержания), у нас получается”.

Гособвинитель: “Окончательное обвинение когда вас предъявляли”.

Терсков: “А, ну мне сказали просто приехать, подписать и получить обвинение, всё”. 

Суд: “Всё? Вы приехали, подписали, не читая?”.

Терсков: “Приехал, подписал, получил обвинительное”.

Суд: “Не читали, и всё?”.

Терсков: “Я спрашиваю: “А что я подписываю?”, мне сказали: “Здесь ты подписываешь за то, что получаешь обвинительный, здесь ты подписываешь за то, что ознакомлен со своими правами как обвиняемого, то, что ты сейчас в статусе обвиняемого” … Я почитал то, что обвиняемый, права обвиняемого, подписал”.

Суд: “Ну здесь допрос обвиняемого, в смысле, протокол допроса обвиняемого”.

Терсков: “Допроса не было тогда”.

Cуд: “А че вы подписывали тогда?”.

Терсков: “Вот я ж сказал, там две эти бумаги было, всё. Меня допрашивали два раза – это вот 6-го и 8-го всё”. 

По ходатайству гособвинителя в отсутствие возражений Терскову предъявляется на обозрение протокол его допроса в качестве обвиняемого от 14.10.2024 г. Подсудимый идентифицирует свои подписи в документе, но продолжает настаивать, что допрос в указанную дату не производился, соответствующий протокол не составлялся и не подписывался.

Cуд: “Как можете объяснить происхождение ваших подписей в протоколе допроса обвиняемого от 14 октября?”.

Терсков: “Я не знаю”.

Суд: “14 октября вас не допрашивали?”.

Терсков: “14 октября меня не допрашивали”.

Суд: “А как вы тогда подписали этот протокол? Когда, зачем, почему?”.

Терсков: “Может быть, это всё было 8-го подписано, потому что там вроде как…”.

Суд, перебивая: “В смысле, вы 8-го что, подписывали и ничего не читали, не смотрели?”.

Терсков: “Мне сказали: «Здесь ничего не изменено»…”.

Суд: “Вопрос-то вам понятен мой? Не подписывали, вам давали все бумаги, какие-то там были, всё до кучи плюс еще кредит, там, я еще не знаю что, вы т.е вообще ничего не читали. Просто подписали, не читая, доверились сотрудникам полиции, так получается?”.

Терсков: “Да”.

Суд: “А вы всегда так делаете: не читаете документы, которые подписываете?”.

Терсков: “Нет, не всегда”.

Суд: “В этом случае вы так поступили, не читали. Но объясняете это, не то, что вы не хотели читать, объясняете это тем, что на вас оказывалось давление?”.

Терсков: “Я же объяснил, да … только из-за этого я не читал, потому что не было смысла”.

Герасимов: “А вот с того момента, как вы стали в статусе обвиняемого, и до сегодняшнего дня вы с Размашкиным общаетесь по делу, обсуждали с ним обстоятельства дела?”.

Терсков: “Нет”.

Судом задается ряд вопросов относительно наличия на иждивении у Терскова каких-либо лиц, подсудимый отвечает, что таких нет, но снова упоминает о бабушке, при этом указывая, что не является единственным кормильцем, поскольку ей также оказывается помощь его родителями.

Битюцкий (адвокат): “Вы уточняли данные у Акимова и Переверзева, когда драки между вами и Переверзевым и Размашкиным и Акимовым закончились?”.

Терсков: “Именно данные паспортные которые? … Уточнял, Акимов отказался полностью давать свои данные, а Переверзев после этого водительское удостоверение предоставил”.

Битюцкий: “Отсутствие данных на Акимова мешало вам составить рапорт?..”.

Терсков: “Конечно, мешало, составили как на неизвестного”.

Битюцкий: “… а звук от этого удара (в отношении Терскова от кого-то из подсудимых) был какой-то?”.

Терсков: “Было слышно этот удар”.

Битюцкий: “Было слышно. Не припоминаете, на видео, которое мы просматривали в прошлом заседании, был слышен этот звук?”.

Терсков: “Я думаю, если прислушаться, то слышно его будет”.

Cуд: “Какой звук? Звук удара рукой в живот? … А че у вас там, барабан был, что ли?”.

Терсков: “Нет, почему барабан, там очень тихий разговор, но если прислушаться, если увеличить громкость, то все можно прекрасно расслышать”. 

“Поскольку данные сведения ранее стороной обвинения (следователем) не были отражены в протоколе осмотра предметов – видеозаписей, исследованных нами ранее в судебном заседании, а также в связи с тем, что председательствующим, а также гособвинителем звук удара не был услышан”, адвокат Битюцкий повторно ходатайствует о приобщении фоноскопического заключения специалиста от 17.03.2025 г., имеющего значение для дела и содержащего обстоятельства, на которых основывается позиция защиты, а именно: наличие определенных диалогов, указывающих на угрозу жизни Терскова, а также звуков удара (стука неизвестно происхождения)”.

Суд, с явным сарказмом: “Что у вас, расслышал специалист, да?”.

Битюцкий: “Да”. 

Суд: “Расслышал, да?”.

Битюцкий: “Да, очень хорошо”.

Cуд: “Очень хорошо… Где же это написано? … “Стук неизвестного происхождения от удара или от падения твердого тела”, аж Большой толковый словарь русского языка, что такое звук. «Короткий отрывистый звук от удара или от падения твердого тела»”.

Остальные участники защиты поддерживают, представитель потерпевших возражает, гособвинитель просит отказать, полагая, что оснований для приобщения не имеется, т.к. в предыдущем заседании были просмотрены видеозаписи, в том числе та, которая исследовалась специалистом, “все диалоги, все звуки были слышны на данной видеозаписи участникам судебного заседания”, устанавливать стук неизвестного происхождения оснований не имеется, поскольку. “мы все не являемся специалистами в области фонетики, и в том числе даже эксперт Садкова не приводит сведения о том, какого характера данный звук, а выдержка из Большого толкового словаря русского языка не является законом и основанием принимать расшифровку слова “стук” за то, что это действительно был звук от удара или от падения твердого тела”.

Ходатайство оставляется без удовлетворения в связи с необоснованностью, поскольку ответ в заключении специалиста является неконкретизированным, выявление “стука неизвестного происхождения” не может свидетельствовать в пользу версии защиты, что это именно тот звук удара, о котором говорит подсудимый, приведенные основания относятся к оценке доказательств, которая будет дана судом при вынесении итогового решения.

После напоминания суда гособвинителем устно заявляется ходатайство о продлении Размашкину срока домашнего ареста на 3 месяца в связи с неизменностью оснований для избрания указанной меры пресечения.

Представитель потерпевших оставляет на усмотрение суда, Размашкин с защитником возражают, мнение остальных участников процесса не спрашивается.

Размашкин высказывается по ходатайству, заявляя, что “в связи с тяжелой жизненной ситуацией, как я уже не раз повторял, что у меня двое детей на иждивении, что жена, переболевшая раком, да, как-то пытается щас освоиться, что-то там зарабатывать, она пенсионер ФСБ, 20 лет отработала в ФСБ … у нас просто крайне тяжелое материальное положение, жена там чуть ли не таксует по ночам, у меня в последний раз была такая ситуация, что дочка пропала, я не мог выйти на улицу, всех обзваниваю, жена не на связи, у меня 8-летняя дочь я не знал, где, пока в 11 часов вечера не приехала жена и не нашла ее, потерявшуюся на улице … Я ничего не нарушал, не оказывал никакое давление ни на кого, я ни в чем не виновен, например, с Олегом мы абсолютно два одинаковых подсудимых, я 8 месяцев уже нахожусь, еще раз повторю, без всяких нарушений под домашним арестом, я абсолютно ни в чем не виноват, свою силу я применял обоснованно, законно, для пресечения преступления против жизни и здоровья сотрудника полиции, т.к. я даже вам это и на мере пресечения, когда мы самый первый раз, да, мы с вами, как говорится, познакомились, всё то же самое говорил. У меня щас крайне тяжелое положение и я не собираюсь как-то влиять на исход дела, я хочу каких-то хоть послаблений, чтобы я мог выйти, там, не знаю, на 500 метров от дома проконтролировать своих детей, там, чтоб какой-то радиус, там, хотя бы обозначили хоть как-то. Потому что, ну, мне реально тяжело, мы еле справляемся, я ни в чем не виноват, я ничего не совершал никаких преступных деяний. Моя вина в том, что я повелся на убеждения этих… данных людей, я доверился очередной раз, потому что я никогда в жизни свою силу незаконно не применял. У меня не было никакого преступного умысла, там, нанести физический вред, я до последнего ждал, я до последнего слушал всю ситуацию, пытался вникнуть, до последнего не хотел вмешиваться. И когда я уже понял, что просто мое вмешательство необходимо, что на тот момент это действительно страшно становилось…”.

Суд: “Так, давайте, вы сейчас не показания даете, щас только относительно меры”.

Размашкин, срывающимcя голосом: “Просто я жду от вас, что по мере либо как-то ослабить, какой-то радиус, может, выхода, контролировать детей, там, я не знаю, либо, там, подписка о невыезде, чтоб можно было как-то материально помочь жене и поддержать в этот очень трудный момент. *всхлипывая* У меня жена плачет целыми днями, потому что у нас нет денег, я не могу проконтролировать детей, она ночами таксует, я вообще переживаю, у меня очень сложная, товарищ судья, ситуация, очень сложная жизненная ситуация. У меня просто желание вот реально застрелиться, у меня дома есть оружие, всё есть, я не знаю, я уже на этом на полшага. Я ни в чем не виноват, мне обидно”.

Адвокат Битюцкий обращает внимание, что обвинением представлены все доказательства по делу и повлиять на это Размашкин уже не может, “т.е. условия, которые служили изначально основанием для избрания столь суровой меры пресечения как домашний арест, несколько видоизменились”. Длительное нахождение Размашкина под домашним арестом при отсутствии работы препятствует получению зарплаты, “и ситуация, как он поясняет, с каждым днем постепенно ухудшается”. “Ввиду этого, а также в связи с желанием моего подзащитного работать и приносить доход семье, я просил бы изменить меру пресечения на любую иную, не связанную с изоляцией от общества, в том числе и с домашним арестом, который полностью запрещает выход за пределы помещения, я полагаю, что запрет определенных действий, который позволяет покидать жилое помещение для осуществления рабочей, трудовой деятельности, либо такая мера пресечения, как подписка о невыезде и надлежащем поведении, позволит обеспечить надлежащее поведение Размашкина, тем более, что в настоящее время остается лишь его допросить по делу и приобщить ряд письменных документов”. Просит изменить меру пресечения на запрет определенных действий или подписку о невыезде.

Спустя 8 минут пребывания в совещательной комнате судом оглашаются вводная и резолютивная части вынесенного постановления об удовлетворении ходатайства гособвинителя – продлении Размашкину срока домашнего ареста на 3 месяца (до 25.07.2025 г.) с сохранением всех действующих ограничений.

Судебное заседание откладывается.